Нам надо было предпринять какой-то маневр, чтобы выстоять и причинить противнику как можно больший урон.
Усталые партизанки отправились отдыхать. Офицеры штаба бригады разошлись по своим местам. Мы с начальником штаба и заместителем начальника политотдела склонились над картой, этой безмолвной спутницей войны. На карте привыкли мы искать ответ на многие вопросы.
- Что будем делать дальше? - нарочито громко обратился я к присутствующим.
Вопрос повис в воздухе. Молчал молоденький начальник штаба капитан Эрзин. Не проронили слова и другие офицеры. Вопрос стоял конкретно: как действовать в такой обстановке? Ведь мы остались без горючего, без боеприпасов, без связи с корпусом и армией. Я попросил офицеров высказаться.
Напрашивались два решения: либо в ту же ночь уйти в леса, снять вооружение с танков, присоединиться к партизанам и вместе с ними дальше громить гитлеровцев, либо прорвать кольцо вражеского окружения, ударить по тылам и выйти к своим войскам.
Первым заговорил майор Калеников:
- Все равно нам не прорваться. Слишком мало сил и средств. Шестьдесят километров таранить врага - это немыслимо.
К нему присоединился и капитан Эрзин.
- Не вытянем, товарищ комбриг. Погубим людей. А у нас свыше тысячи человек... Но если действовать вместе с партизанами и парашютистами...
Из-под сросшихся черных бровей на меня внимательно смотрел офицер политотдела Грушман.
- Ну как? - обратился к нему я. - Что скажешь ты?
- Скажу одно, что туговато.
В душной, пропахшей дымом и гарью комнате воцарилась тишина. Люди ждали окончательного решения.
Мысль об уходе в партизанские отряды я решительно отметал. И не потому, что недооценивал партизанскую борьбу. Действуя десять дней бок о бок с партизанами Дороша и Бака, я проникся искренним уважением к этим мужественным, бесстрашным людям. Дело здесь заключалось в другом. Мне, кадровому офицеру, танкисту, за спиной у которого были десятки танковых боев на Западном и Калининском фронтах, на Курской дуге, хотелось и на Днепре громить врага танками. В бригаде были сотни танкистов, которые могли вести машины в бой. Вот почему, взвешивая и оценивая оба предложения, я стоял решительно и бесповоротно на том, чтобы ни при каких условиях не оставаться в лесах. Идти только напролом. На риск. Кто из нас в те годы не рисковал? Каждый бой - это риск, борьба не на жизнь, а на смерть. А ради победы над фашизмом стоило не только рисковать, стоило, если потребуется, и умереть...
Сиплым, простуженным голосом начал говорить. Говорил медленно, как бы прислушиваясь к собственным словам: