Как я уже упоминал, тяжело раненного командира дивизии генерала Кирилла Алексеевича Коваленко отправили в тыл. Участь его разделил и комиссар дивизии Кабичкин. Был убит начальник артиллерии дивизии полковник Козлов. Выбыла из строя большая часть командиров рот... И все же враг, рвавшийся на север, был остановлен.
Наступило затишье. Шла обычная перестрелка. Обе стороны обменивались снарядами-"гостинцами". Время от времени гитлеровцы обрушивали на наши позиции шквальный огонь. Мы также не оставались в долгу - огрызались пулеметным и артиллерийским огнем. В сводках Совинформбюро об этих действиях сообщалось: "На смоленском направлении идут бои местного значения".
Создавшуюся оперативную паузу мы использовали для того, чтобы уйти глубоко в землю, день и ночь продолжали совершенствовать свою оборону.
Теперь, когда я оказался в должности начальника штаба стрелковой дивизии, сама жизнь заставила меня, танкиста, заниматься сугубо пехотными делами: организовывать противотанковый огонь, нарезать отсечные позиции, определять линию боевого охранения и т. п. Причем во многих вопросах работы штабного механизма я не был достаточно сведущ.
Исполнявший обязанности командира дивизии В. С. Глебов, основной виновник моего перевода в пехоту, не упускал случая шутливо подчеркнуть, что считает меня прирожденным пехотинцем. На что я неизменно отвечал, что все равно, рано или поздно, переметнусь к танкистам.
* * *
Огромная ответственность лежала на всех нас. Нашей потрепанной в боях, ослабевшей дивизии предстояло оборонять полосу шириной свыше двадцати километров - фронт немаленький! Положение усугублялось еще и тем, что наша 30-я армия не располагала резервами: не имела вторых эшелонов, танков.
Все свои силы и средства мы сосредоточили на главном танкоопасном направлении - на дорогах, идущих из Ярцево на Духовщину и Белый.
Во второй половине сентября на нашем участке фронта началось усиленное передвижение противника. Подходили его танковые части, подтягивались к фронту артиллерия и минометы, усилила активность вражеская разведывательная авиация, поэтому над нами ежедневно парила проклятая "рама" "Фокке-Вульф-189".
Как-то под вечер меня вызвал к себе Глебов.
- Только что я разговаривал по телефону с командармом, - начал он. Судя по всему, фашисты что-то замышляют. Необходимо срочно выехать на правый фланг армии для ознакомления с обстановкой и уточнения вопросов взаимодействия с 248-й дивизией по отражению возможного наступления гитлеровцев. Утром жду вас обратно.
К ночи я добрался до командного пункта правофланговой дивизии. Лесная тропа привела к блиндажу комдива, где меня встретил его адъютант. Спустившись по мокрым после прошедшего дождя ступенькам, мы вошли в блиндаж. За столом, низко склонившись над картой, сидел мой бывший преподаватель по академии генерал Кароль Сверчевский. Он почти не изменился, только резче обозначились морщины у глаз.