Собираемся у круглого стола в комфортабельной капитанской каюте. На чистой скатерти в серебряной сухарнице белый душистый хлеб, в блюдечках сыр, масло, сахар, печенье, фрукты в вазах, стаканы с крепким чаем в замысловатых подстаканниках и даже — ради торжественного случая — бутылки шампанского. Ох и соскучились мы на мясной диете по цивилизованной пище!
Илья понемногу осваивается: оглядывает зеркала, трогает ковры, щупает скатерть, нюхает сигареты, подаренные Бурановым. Старик осторожно разминает их шершавыми пальцами, набивает прокопченный запальник, огнивом зажигает набитую трубочку и с наслаждением затягивается.
— Хороший твой табак, хорошо пахнет, — говорит он Буранову.
Друзья привезли короб новостей. Пожар в Омолонской тайге всполошил нижнеколымских жителей. Дым от пожара заслонил свет солнца, омолонская фактория погрузилась в мрак; районный центр и поселок Колымского совхоза в четырехстах километрах от Омолона окутала багряная дымка.
Котельников отправил с охотником-ламутом паническое письмо в заимку Колымскую. Председатель колхоза переправил письмо на усадьбу оленеводческого совхоза.
Директор, получив письмо, отправился в райком и заявил, что, вероятно, табун погиб в пылающей тайге, и выложил на стол «кабальную грамоту» — мое обязательство. На омолонскую факторию отправили курьера с предписанием Котельникову организовать поиски оленей и людей.
Вместе с охотниками-ламутами Котельников проник на потухающую гарь и после семидневных поисков обнаружил в глубоком распадке остатки седел, вьюков, обуглившиеся подошвы сапог и мою полевую сумку с обгоревшим дневником. Последняя запись в дневнике гласила: «Уходим с табуном в межгорное понижение».
Котельников вернулся на факторию, составил акт о гибели оленей и людей и вместе с «вещественными доказательствами» послал с курьером на далекую усадьбу совхоза. Директор действовал без проволочки. В Магадан ушла телеграмма, и авиапочтой полетел акт Котельникова о мрачном конце омолонского перегона.
— Представляешь, Вадим, положение! — восклицает Буранов. — На Чукотке мы закупили пять тысяч оленей, и они шествуют к вам на Омолон. А на Омолоне, судя по акту, все к чертям сгорело. Не поверил я бумажке Котельникова, так и доложил начальнику строительства. А генерал посмотрел из-под седых бровей колюче да и говорит: «Я приказ вам дал пять дней назад, почему до сих пор караван не вышел из Зырянки на Омолон?» Выскочил я из кабинета и тут же на аэродром уехал, а в Зырянке Петра Степановича встретил. Генерал его из Хабаровска завернул — политруком омолонского каравана назначил. Вот и приплыли к вам вместе.