Прелестные наездницы (Картленд) - страница 7

– Меня зовут Эммелина Уолкотт, и другого имени у меня нет. Ну все, больше тебе ничего не надо знать, Кандида.

В минуты одиночества, думая об этой волнующей и странной истории, услышанной от матери, Кандида всякий раз испытывала жгучий интерес: кто же была ее мать? Было очевидно, что дед Кандиды имел немалое состояние и, должно быть, занимал в обществе важное положение.

Кандида очень расстроилась, что мать больше ничего ей не рассказала, но была какая-то решительность в отказе миссис Уолкотт, предостерегавшая дочь от дальнейшего потакания своему любопытству. И все же она не могла перестать думать об этом.

Иногда она выдумывала для себя чудесные сказки, в которых ее дед был принцем или герцогом и вдруг принимал решение простить дочь, приезжал к ним и привозил роскошные вещи, которые они никогда не могли себе позволить.

Подобные сказки перемежались у Кандиды с другими, в которых ее отец неожиданно становился знаменитым. Его поэмы продавались уже не сотнями, как обычно бывало, а тысячами. Он, подобно лорду Байрону, проснулся однажды знаменитым: им восхищались, его имя было у всех на устах. Мать снова могла иметь красивую одежду, драгоценности. Для самой же себя Кандида не предусматривала ничего, ей ничего особенного не хотелось. Пока у нее был Пегас, которого отец подарил ей на день рождения еще жеребенком, она чувствовала себя счастливой.

Жеребенок этот был куплен у бродячего торговца лошадьми. Из прелестного, но довольно неуклюжего, длинноногого создания он превратился в иссиня-черного жеребца, невероятно красивого и изящного. Кандида знала, что, где и когда бы она ни ехала на нем, любой, кто ее видел, восхищался и завидовал. И вот теперь с Пегасом приходится расставаться.

Больше не осталось ничего, что можно было бы продать. Когда ее отец возвращался из «Королевского погребка» в ту дождливую ночь, он, перепрыгивая верхом шлагбаум, переломил шейный позвонок, а Джуно, сломавшую две ноги, пришлось пристрелить.

Тогда-то Кандида и узнала, что дом заложен. Чтобы заплатить кредиторам, пришлось продать мебель, но она смогла получить совсем незначительную сумму. Многие предметы, к которым мать относилась с такой нежностью и любовью, были куплены односельчанами скорее по доброте душевной, нежели потому, что они хоть во что-то ставили полированное дерево или инкрустации, позолота которых уже потрескалась от времени.

Некоторые вещи когда-то принадлежали родителям ее отца, умершим, когда он был еще ребенком, и Кандида всегда была уверена, что они очень ценные.

Она обнаружила, что любить и ценить то, что тебе принадлежит, – это одно дело, а выручить за это деньги – совсем другое. Когда всем имуществом распорядились и долги были погашены, не осталось ничего, кроме Пегаса и некоторых личных вещей матери.