Я как загипнотизированный смотрел на нее, и не мог понять, что это такое. Спокойная, с пологим, почти незаметным волнением ширь воды, потом как бы приподнятая над ней светлая ступень, и дальше опять спокойная ширь, уходящая во мглу.
Пока стоял, глазея на это чудо, полоса придвинулась ближе к острову. Над ней белыми лоскутьями метались чайки, сотни чаек. Я не видел, где начиналась и где кончалась полоса. Она перечерчивала море от Левых до Правых Скал и ярко блестела на солнце.
С вершины сопки в сторону моря потянул ветерок. Он усиливался с каждой секундой, и только сейчас я понял, что нужно спасаться.
Я побежал к палатке. По пути подхватил мешок с мидиями и, задыхаясь, весь в поту, выскочил на поляну саранок.
Ветер уже не дул, а резал лицо. Ветви кустов, росших вокруг поляны, вытянулись в одну сторону и трепетали, как проволочные. Полоса подошла почти к самым рифам. И тут, наконец, я увидел, что это такое.
В следующий миг ветер переменил направление и рванул в сторону сопки с таким напором, что я захлебнулся воздухом. Рулоны пленки слетели с плеча и укатились в заросли у ручья. Я уцепился за кусты и наклонился навстречу воздушной струе.
Метрах в ста от рифов Бухты Кормы поднялся высоченный желто-зеленый вал с пенной, загибающейся вперед верхушкой. У Левых и Правых Скал вода взревела низким подземным голосом, в один мах водяная стена взлетела над рифами и со звуком грома опрокинулась на землю. Под моими ногами вздрогнул весь остров. А потом все исчезло — и рифы, и Правые и Левые Скалы, и сама Бухта Кормы. Осталось только крутящееся дымное месиво, которое со скоростью вихря помчалось вверх по тому пути, по которому я только что шел.
Брызги ударили в лицо, и не успел я моргнуть, как свистящая пена залила меня по грудь. Мимо пронеслись какие-то доски, переворачивающиеся ветки, растрепанные лохмы водорослей. Меня тряхнуло так, что чуть не оторвало у запястьев руки.
Свист воды перешел в клокотанье, потом в шипенье, пена начала оседать, открывая изломанные, перепутанные кусты с повисшими на них ошметками тины. Вода начала отбегать назад.
Я видел, как из белых водоворотов вынырнули Левые и Правые Скалы, как высунулись наружу рифы Бухты Кормы и как берег стал снова похож на то, что я видел уже сотни раз.
Скользя по мокрой траве, я перебежал поляну и бросился к палатке.
Вода до дерева не добралась. Палатка стояла на месте сухая, нетронутая. Матрац лежал в ней так, как я его положил. И сверток с огневыми палочками, и связка досок от ящиков, и дудки, которые я нарезал для салата. Каким уютным, родным все это мне показалось!