Значит, меня не увидели, если пилоты не сделали этого.
А может, он почему-то не мог зависнуть и полетел за другим? Другой прилетит завтра, и завтра же я буду дома.
Я начал представлять дом, он привиделся мне почему-то в форме очень широкой и высокой палатки. Кругом горели костры, дым от них ровными столбами поднимался в небо. В кострах пеклись яйца чаек. В каждом яйце, свернувшись, лежал цыпленок, похожий на курицу. Одного такого цыпленка мне бы хватило на целый день. А всех, что пекутся в кострах, хватит на всю жизнь, потому что я всегда буду жить на острове. Только надо отрывать ноги и головы — они костяные и несъедобные.
Я пошарил рукой вокруг, чтобы найти нож. Сорвал круглый зеленый стебель. Ха, да это же мангыр! Он вырос прямо из пола палатки, и я могу его рвать, сколько угодно.
Я хотел выхватить из огня яйцо, но оно почернело и лопнуло. Это не яйца, это большие мидии! И в каждом куске мяса жемчужина с лесной орех. Я должен съесть все мидии, собрать жемчуг и принести его на станцию.
Палкой я раздвинул створки раковины. В ней кипела какая-то зеленая вонючая смесь. В смеси лежал компас, тот самый, что хранился в моем письменном столе. Я схватил его и посмотрел на стрелку. Но стрелка не двигалась, ремешки обвисли скользкими лентами. Из раковины шел дым, там шевелились красные угли а что-то лопалось и трещало. От дыма кружилась голова, я зажал пальцами нос и меня стало тошнить. Тошнота начиналась в самом низу живота, поднималась по всему телу и вырывалась через рот. Меня тошнило цыплятами, мангыром, жемчужинами. Стало так плохо, что я лег, положил голову на землю и начал умирать.
Над палаткой стрекотал вертолет. Я видел его сквозь парусину. А мне было не крикнуть, не повернуться. Меня тошнило и вокруг меня закипала волна.
Я все-таки поднялся на колени. Палатка качалась, очаг с красными глазами углей шипел у входа, а там, снаружи, мокрыми струями лилась темнота.
Меня стошнило еще раз. Стало легче. Руки чесались до плеч, пальцы сделались толстыми, я ничего не чувствовал, не мог поднять даже бутылку с водой. Тогда я выполз из палатки, лег на мокрую землю и подставил лицо под дождь.
Одежда мгновенно промокла, но руки перестали гореть. Я открыл рот и стал ловить языком падающие с дерева струи. Было так плохо, что я чувствовал, как опускается и поднимается подо мною земля. Кажется, меня стошнило еще раза два или три. Очнулся опять в палатке. Как заполз в нее — совершенно не помнил. Но, видимо, я подбросил в очаг доски. Огонь горел, камни очага были такими горячими, что дымились под дождем.