— Стоять! Не приближаться! Взорву самолет! — террорист вытянул волосатую руку и потряс гранатой. — Курс на Багдад! Если не хотите умереть — меняйте курс!
Командир мягко возразил, стараясь не делать резких движений.
— Там война. Американцы закрыли небо над Ираком.
— Прорвемся! Меняйте курс!
— Послушайте, не горячитесь. Мы повернем куда скажете, но какой резон умирать от американской ракеты?
— Не рассуждать! — террорист яростно рванул чеку гранаты. — Я сказал! Менять курс! На Багдад! Быстро!
Командир послушно попятился назад. Через несколько минут лайнер накренился, выполняя поворот.
Тихо всхлипывали женщины и дети на местах, ревела Жанат, кусая губы, схватившись за ногу акима и забыв субординацию. Кто-то просился в туалет, ему приказали мочиться под себя, в передних рядах проснулся грудной ребенок и долго, безутешно плакал, пока мать не сжалилась и, оголив белую набухшую сиську, не сунула ему в рот.
Козыбаев врос в кресло. Граната привораживала, гипнотизировала. Чека выдернута. Сколько пройдет времени до взрыва, если её бросить? Пять секунд. А сколько он сможет вот так держать её? Пока не устанет рука. Потом можно осторожно переложить в другую. Смертник попытался выровнять застывшие ноги и повернуть онемевшую шею.
— Сидеть! Не двигаться! Взорву!
По динамикам объявили, что самолет летит в Багдад, просили соблюдать спокойствие и выдержку. Через полтора часа они приблизятся к границе Ирака, за бортом температура такая-то, в Ираке такая-то.
Явственно проявился контур зеленого человечка с поясом шахидов — на летающей тарелке. И образ американского летчика, большим пальцем тыкающего в землю.
Зеленый человечек чиркнул зажигалкой и закурил, управляясь одной рукой, во второй была зажата их общая смерть. Так странно! Стоит ему разжать пальцы, и сотня человек отправится в преисподнюю. Да нет там ничего! Ни рая, ни ада! Пустота! И пустоты нет, потому, что нет там сознания! А человечек этот не был ни наглым, вопреки сложившемуся образу из прессы, ни развязным, ни болтливым, ни обкуренным и ни пьяным. Он был решительным. Он собрался воевать с янки. Или погибнуть в самолете и искать лучшей доли в иных мирах. Необходимо совершить святое дело, угодить Всевышнему: отобрать жизни у других людей. А есть ли цена этих жизней? Он мог бы погибнуть сам, разжав кулак — одна цена. И произвести умножение жизней на сто — а цена та же. И средство достижения цели одно на всех: маленькая, но увесистая железная штучка. Да зачем Всевышнему эти жизни, если именно Он их и подарил! Говорят ведь — дареное не дарят?! А может, все сложнее? Не Всевышнему жизни нужны, а Дьяволу? Один дарит, другой — отбирает. Кому тогда служит зеленый человечек? Он искренен в заблуждениях, он истинно верующий, он хочет забрать с собой сто человек. В рай, или ад? В пустоту! В ничто! В безмолвие! В ледяную невесомость!