- Петровичу помощь не нужна? Из меня, правда, санитар неважный, но~
- Да он близко никого не подпустит! Колдует сам. Там пятеро вроде меня, поцарапанные. А один плох. Три пули в бок, одна в плечо. Не довезем.
- Ты-то откуда знаешь?
- Да я видел, чем его Петрович угощает. Есть у него особый порошок. Сонный. Ладно, Паша, любишь ты ненужные вопросы задавать! Ты лучше ответь, что это за пароход?
- Хороший пароход, - ответил Орлов, торопливо разрезая лимон. - Крепкий.
- Чей он?
- Теперь - наш.
- И куда мы на нем идем?
- Домой.
Он разжевал крупную дольку, брызнувшую жгучим соком. Стало легче. Орлов встал, держась за скобы на стене надстройки, и подумал, что в такой шторм не мешало бы привязываться, когда находишься на палубе.
Корабль то взбирался на водные горы, то скользил с них вниз. Но сейчас Орлову казалось, что горы эти стали помельче. Или он привык, и уже не замечает их крутизны?
Однако ветер-то оставался все таким же крепким и так же свирепо завывал и свистел в снастях.
Но волны и в самом деле уже не вздымались выше борта. И цвет их изменился - если раньше они были словно бутылочное зеленое стекло в белых трещинах пены, то теперь стали матовыми, оливковыми, и все чаще мелькали желтые и бурые лохмотья водорослей.
«Берег близко», - понял Орлов.
- Землей пахнет, - произнес Илья. - К островам идем. Прятаться. Значит, дело серьезное. То-то меня так выворачивало.
- Я думал, что при сильном шторме суда, наоборот, уходят в открытое море, подальше от берега, - сказал Орлов.
- Смотря какой берег. И смотря какой шторм. А если ураган, то от него нигде не укроешься. Но лучше быть выброшенным на берег, чем кормить рыб. По крайней мере, есть надежда, что похоронят по-человечески.
Если верить газетам, война с Испанией была нужна американскому народу, чтобы утолить его жажду мести за взорванный броненосец «Мэн».
Ни одна комиссия не обнаружила признаков диверсии. Испанцы добросовестно пытались спасти погибающих моряков. И похоронили их с воинскими почестями - вся Гавана вышла на улицы, провожая траурную процессию.
Но общественное мнение Соединенных Штатов было неумолимо. «Помни о „Мэне“! Отомсти!» - кричали плакаты на каждом углу. И, подчиняясь общественному мнению, президент-республиканец Мак-Кинли объявил Испании войну.
Его предшественник, демократ Кливленд, подвергался непрерывной критике за то, что либеральничает и сюсюкает с этими ужасными испанцами. Общественному мнению не было никакого дела до того, что страна все еще не могла оправиться от жесточайшего финансового кризиса, что не закончена реорганизация армии, что новые могучие броненосцы и линкоры еще стоят на стапелях. Президент Кливленд не мог себе позволить такую роскошь - начать войну без гарантий победы. Неудача поставила бы Штаты на грань политического кризиса. Социалисты, анархисты, профсоюзы, безработные, фермеры - все они начинали объединяться в один фронт. Этот фронт называли «антиимпериалистическим», и на нем уже были отмечены боевые действия - анархисты взрывали бомбы, фермеры строили укрепления, и даже привычные забастовки зачастую кончались перестрелками и рукопашными схватками. Нет, в таких условиях поражение даже в самой ничтожной войне грозило перерасти в крушение всей политической системы. В революцию, одним словом.