– Да, – сказала она. – Угу. Ладно. Да... – она слушала, затем издала странный, пьяный смешок, которого он никогда не слышал раньше. – Две вещи: закажи мне комнату и помолись за меня. Да, о'кей.., я тоже. До свидания.
Она клала трубку, когда он вошел. Он хотел было войти твердо и с криком прекратить это немедленно, ПРЯМО сейчас, но когда он увидел ее, слова застряли у него в горле. Он видел ее такой раньше, но не более двух-трех раз. Один раз перед их первой большой выставкой, второй – когда была предварительная демонстрация перед покупателями-соотечественниками, и третий – когда они поехали в Нью-Йорк за награждением.
Она мерила комнату большими шагами, ночная сорочка с завязками плотно облегала ее тело, из сигареты, зажатой между передними зубами (Боже, как он ненавидел, как она выглядит с хабариком во рту), тянется через левое плечо маленькое белое облачко, как дым из трубы локомотива.
Но его остановило именно ее лицо, оно подавило запланированный крик. Его сердце ухнуло – кабамп! -и он поморщился, внушая себе, что он почувствовал вовсе не страх, а только удивление, застав ее в таком виде.
Эта женщина оживала лишь в кульминации своего творчества. Это, конечно, всегда было связано с карьерой. В такое время он видел перед собой женщину совершенно отличную от той, какую так хорошо знал – женщину, которой до лампочки его чувствительный радар страха, которая подавляла его своими яростными вспышками. Женщина, которая выходила по временам из стресса, была сильная, но легко возбудимая, бесстрашная, но непредсказуемая.
Щеки ее пылали. Широко открытые глаза искрились, в них не осталось и намека на сон. Волосы потоком сбегали вниз по спине. И... О, смотрите, друзья и ближние! Вы только посмотрите сюда! Она вытаскивает чемодан из шкафа? Чемодан? О, Боже, да!
Закажи мне комнату.., помолись за меня.
Нет уж, ей не нужна будет комната ни в каком отеле, во всяком случае в обозримом будущем, потому что Беверли Роган останется здесь, дома, большое спасибо, и три-четыре дня будет принимать пищу стоя.
Помолиться ей все же не мешает перед тем, как он разделается с нею.
Она кинула чемодан в ноги кровати и пошла к бюро. Открыла верхний ящик и вытащила две пары джинсов и пару плисовых брюк. Бросила их в чемодан. Снова к бюро, с сигаретой, пускающей дым через плечо. Она схватила свитер, пару рубашек, одну из старых блуз, в которой идиотски выглядела, но выбросить отказывалась. Кто бы ей ни звонил, человек этот не принадлежал к кругу путешественников-аристократов.
Не то чтобы его волновало, кто именно ей звонил и куда она собиралась ехать, все равно она никуда не поедет. Не это долбило его мозг, тупой и больной от недосыпа и сверх меры выпитого пива.