В основе буржуазных футурологических концепций лежит волюнтаристический принцип так называемого «самооправдывающегося пророчества» — иначе говоря, теоретически несостоятельное предположение, будто тот или иной прогноз, убеждая людей в мнимой неизбежности определенного исхода событий в будущем, становится уже в силу этого главной причиной своего собственного воплощения в действительность. И наоборот, так называемый «самоубийственный прогноз» призван побудить людей поступать так, чтобы избежать предсказанного будущего, предотвратить его наступление. Как писал американский социолог Э. А. Росс, пророки «пророчествуют потому, что, заставляя других предвосхищать предсказанное ими будущее, они тем самым способствуют осуществлению своих намерений в настоящем».[172] Громоздкий методологический арсенал, которым сопровождаются футурологические прогнозы, представляет собой скорее тщательно разработанную технику внушения соответствующего образа мыслей и поведения в настоящем, чем научно обоснованную методику социального предвидения.
Подобно волшебнику Изумрудного города в стране Оз, предписавшему всем своим подданным носить зеленые очки, буржуазные идеологи стараются исподволь заставить общественное мнение воспринимать социальные проблемы современности сквозь свои футурологические концепции. Нечего и говорить, что их как «розовые», так и «мутные» очки донельзя искажают и нынешний и грядущий день. В сущности, расхождение между оптимистами и пессимистами в футурологии не столь уж велико, как может показаться на первый взгляд. В конечном счете и те и другие выполняют один и тот же социальный заказ — примирить широкие слои населения с настоящим. Футурологи-оптимисты пытаются достичь этой цели, суля им в не столь уж отдаленном будущем вознаграждение за текущие невзгоды и долготерпение, тогда как футурологи-пессимисты уверяют их в том, что настоящее положение дел при всех его очевидных недостатках заслуживает предпочтения в сравнении с любым возможным будущим.
Избрав в начале 60-х годов социальное прогнозирование в качестве арены идеологической борьбы, государственно-монополистический капитал явно рассчитывал перейти в идейно-политическое контрнаступление не только против теории научного коммунизма, но и против самых различных либерально-реформистских и социально-критических настроений в общественном мнении. Однако это широковещательное идеологическое наступление уже к концу десятилетия вылилось в самооборону от повсеместно растущего общественного возмущения коренными пороками антагонистической системы. Бурное развитие научно-технической революции сопровождалось в развитых капиталистических странах, как и предсказывали марксисты, не смягчением, а, напротив, резким обострением и углублением экономических противоречий, социальных конфликтов и идейно-политической борьбы, в том числе и поляризацией взглядов на будущее.