Она лежала, распахнутая его взгляду, прикованная его взглядом, и губы ее приоткрывались, когда она отчаянно ловила ртом воздух, и тело ее натянулось, как тетива лука.
Вода начала волнообразно плескаться – это его рука возбуждала ритмичное движение воды, его рука на самой интимной части ее тела. Вода набегала на этот узелок, закручивалась воронкой вокруг него. Линетт откинула голову на край ванны, бедра ее поднимались, тело: инстинктивно стремилось навстречу разрядке.
– Хотела бы я, чтобы ты был во мне, – задыхаясь, проговорила она, чувствуя себя так, словно лоно ее зажило собственной жизнью, стремясь захватить его, удержать.
– Кончи для меня, – уговаривал он ее, осторожно и неглубоко протолкнув в нее палец. – Дай мне почувствовать, как я тебе нужен.
Прогнувшись, Линетт беззвучно кончала, и он смотрел на нее в момент столь интимный, что теперь, как ей казалось, у нее не осталось перед ним ничего скрытого.
Она повернула голову, подставляя ему губы:
– Поцелуй меня.
Он со стоном приник к ее губам. На этот раз она целовала его, демонстрируя все то, чему он ее научил. Язык ее ласкал его нёбо до тех пор, пока Саймон не вырвался, задыхаясь, ругаясь сквозь зубы.
Он встал с колен и подал ей руку.
– Надо тебя одеть и вернуть домой, пока не слишком поздно.
Плоть его была на уровне ее глаз, и Линетт видела, что он возбужден, она заметила, как подействовала на него ее страсть. Если бы он думал о своем удовольствии, он мог бы взять ее сейчас. Вернется она домой или нет – на нем это никак не скажется. Если не считать гнева де Гренье, ему ничего не грозило. Отец ее не станет настаивать на том, чтобы Саймон на ней женился, потому что счел бы такой союз недостойным дочери.
Получалось, что стремление как можно быстрее проводить ее домой диктовалось лишь заботой о ее благополучии.
Линетт оделась быстро, как, впрочем, и Саймон. Ее руки слегка задрожали, когда она увидела дыру на одолженных у слуги бриджах. Эта прореха в паху была наглядным свидетельством необузданности его темперамента, и тем слаще было для нее сознание того, что он сумел обуздать свой пылкий нрав лишь ради нее, ради того, чтобы доставить ей большее наслаждение. Саймон сумел быть нежным. Ради нее.
С тяжелым сердцем она спустилась вместе с ним вниз и вышла из дома, поеживаясь от холода. Небо было темное, улицы пустынны, если не считать некоторых особо ретивых лоточников, которые желали выставить товар загодя и с рассветом начать торговлю. Петр ждал у бордюра. Он держал поводья обоих коней. Конь Саймона тоже был здесь, уже под седлом. Линетт узнала того красавца жеребца, который вез Саймона в тот вечер, первый вечер в Париже, когда она впервые увидела своего будущего любовника.