Князь перехватил его взгляд.
— Понимаю, ротмистр. Я еще вчера радовался, что ко мне приставили почетный караул, а не гарем. Увы, насколько с гаремом было бы проще. Но — я уехать просто не могу. "Кирасир в отставке не бывает". Помните? Отослать девушек я тоже не могу. Не уедут. Разве только посадить в засаду. У нас винтовки есть?
— Найдем.
— Тогда я их рассажу по крышам. На случай уличных боев. Которых не будет. Это я начинаю ставить боевую задачу, господа, если кто-то этого еще не понял…
Выступили перед рассветом. Слева и справа от Тембенчинского, стараясь прижаться как можно ближе, скакали две телохранительницы — то ли самые храбрые, то ли наоборот. Сидеть по двое или по трое на крыше ожидая неизвестного — тут нужно немного другое мужество, не то же, которое достаточно для действия в общем строю.
Эскадроны смотрелись устрашающе — свесившие было носы кирасиры распрямились, глядели молодцевато и подтянуто. Амуниция блестела. Глаза светились доблестью.
— Как вы ловко настроение подняли, — похвалил комэсков Баглир, — научите, а?
— Ничего сложного, — ухмыльнулся Зузинский, — просто сообщил всем, что с нами две дамы! Причем совершенно приличные. Потому мы и держимся лучше, чем есть на самом деле. Кстати, эччеленца, а ведь такой искусственный подъем можно сделать постоянным, просто добавив по нескольку дам-офицеров в каждый полк!
— Ничего не выйдет, — разочаровал его Тембенчинский, — привыкнут.
— К женщинам привыкнуть нельзя!
— Это вы скажете и о своей жене?
— Нет у меня никакой жены, эччеленца! А глядя на вас — никак не скажешь что у вас в семье нелады. Хотя… Вы все по экспедициям… По эскападам…
— Все в порядке, — поспешно успокоил его Баглир, — все у меня в порядке. Просто я именно что не даю себе привыкнуть к тому волшебному существу, которое волей случая оказалось моей женой. Сперва восторг встречи, потом сразу горечь прощания… Так и живем, как в рыцарском романе! И пока нам удается убегать от того, что называется прозой жизни. Мы искренни и выспренни одновременно. Родные и чужие сразу. Мы хорошо знаем друг в друге большое и доброе. А вот мелких недостатков, которыми просто набит любой человек, не видим. Потому как смотрим или издали — или уж в упор, наспех и недолго. Чирков мне, например, только что рассказал интереснейшую вещь: оказывается, моя жена храпит! По крайней мере, если спит в карете!
— А не в карете?
— Не знаю! Я сплю ночами, привык, знаете ли, за десять лет к солдатскому распорядку. Даже и просыпаюсь сам. А у Виа, знаете сами, ночью самая работа.
— Я полагал, ей просто так удобнее.