Тоненьким ручейком потянулись ко двору, превратившемуся в лазарет, раненые и увечные. Я наказал расторопным холопам.
– Заносить ко мне в комнату в первую очередь тех, кто сильно кровит.
В большинстве войн, автодорожных катастроф и других катаклизмов люди погибают от кровотечений и несвоевременного оказания медицинской помощи. Это я хорошо усвоил еще в институте, на кафедре военно-полевой хирургии. Стол уже был скользкий от крови, лучины чадили, в комнате стоял тяжелый дух страданий, стонов раненых.
Я попросил хозяйку позвать женщин из соседних домов – помыть стол и пол, поскользнуться можно было запросто, помогать раненым – кого поить, кому повязку поправить. Прошку послал на постоялый двор за хлебным вином. Вскоре он появился вдвоем с Игнатом Лукичом, внеся здоровенный, литров на тридцать, кувшин в комнату. Оказалось, Игнат Лукич организовал у себя в трактире при постоялом дворе пищевое довольствие ратников – массово рубили кур, жарили их кусками, пекли лепешки, наводили сладкое сыто, и холопы относили еду обороняющимся.
– Ну, как ты тут, лекарь?
– Держимся, отбили несколько атак татар, да вот видишь, раненых много, почти весь двор занят, а ну татарва стрелы снова пускать начнет.
– Ништо, сейчас займемся!
Через какое-то время я услышал перестук конный и тележный скрип. Игнат Лукич с несколькими незнакомыми мужиками подогнали телеги, застеленные сеном, и вывезли на постоялый двор около полутора десятков раненых. Должен сказать, сильно тяжелых раненых не было – то ли умирали от тяжелых ран сразу, то ли не было еще открытого, прямого столкновения – когда рубятся саблями и мечами, копьями и алебардами.
Наконец обработал последнего раненого. Наступило временное затишье. Я поспешил отмыться от крови, ибо выглядел хуже и страшней мясника на бойне, в крови почти весь, даже лицо. Зашедшая в комнату хозяйка даже шарахнулась от меня с перепугу.
Эх, закурить бы сейчас! Давно уж бросил, да что-то сильно потянуло. Я присел на крыльцо. Голова гудела, устали кисти рук, ныла поясница. Столько увечий сразу я еще не видел.
За спиной неслышно возникла хозяйка дома:
– Вот, хлебни, лекарь, – протянула мне корец с горячим сбитнем.
Очень кстати. Я с наслаждением осушил корец, поблагодарил женщину.
Ко двору подходили женщины, вероятно, высматривая среди раненых своих мужей, братьев, родичей. Кого-то уводили со двора под руки, кого-то, причитая, увозили на телеге.
Небо на востоке начало сереть. Ночь пролетела быстро. Установилась тишина. Татары притихли, очевидно, готовили еще какую то пакость. Пока все было тихо, я пошел домой, если называть постоялый двор моим домом. Хотелось помыться, надеть чистое и покушать. Игнат Лукич, увидев меня, засуетился: