– Женское ли это дело?
– Брось, Луций Корнелий. Расскажи.
– Ты знаешь, Юлия, я люблю людей, и они относятся ко мне хорошо. Но иногда я готов бросить его в Туллантум, как своего злейшего врага!
– Ну и что, – усмехнулась Юлия. – Со мной это бывает тоже. И ничего особенного тут нет. Он – Великий, и жить с ним тяжело. Что он натворил?
– Пришел на инаугурацию в полном триумфальном облачении.
– Им это не понравилось, да?
– К счастью, я увидел, что он даже не смыл алую краску с лица. Эти его брови… После трех лет, проведенных с Гаем Марием, любой, если он не полный идиот, может угадать его мысли по движению бровей. Они так и скачут… Да ты сама знаешь.
– Знаю.
– Я встретил его первым и что-то крикнул по поводу его забывчивости. Тьфу! У меня перехватило дыхание, потому что у него на кончике языка явно вертелось приказание утопить меня в Тибре. Потом он увидел Квинта Цецилия Нумидийца, и только тут сообразил, в чем дело. Ну и ну! Не знаю никого – кроме разве что Публия Рутилия – кто мог забыть, во что одет.
– Хочешь подогретого вина?
– Да, спасибо.
К вину Юлия принесла маленькие свежие булочки:
– Вот, только что из печи. Очень вкусные. Мы все время готовим их для молодого Мария.
– Да, мы как-то ели их с ним вместе, – сказал Сулла, и лицо его засияло. – Ах, Юлия, как вкусно!
– Я тоже обожаю их.
– Хотел бы я, чтоб и Юлилла… – покраснел Сулла.
– Знаю, – мягко отозвалась Юлия.
– Что с ней? Ты понимаешь?
– Думаю, мы слишком избаловали ее. Ты знаешь, отец с матерью не хотели четверых детей. Решили ограничиться двумя мальчиками. А когда появилась я, и вовсе не рассчитывали, что семья пополнится еще. Юлилла же вызвала шок. Мы с ней были так несчастны… Мне кажется, она всегда была живым укором. Особенно отцу и матери: они ведь не хотели ее… Потому ей многое прощалось. Когда у нее заводились деньги, она легко тратила их на пустяки, и ее никогда за это не ругали. Юлилла всегда считала себя центром мироздания, потому что родители ни в чем ей не отказывали. Но, несмотря на это, она страдала.
– Поэтому и начала пить?
– Да.
– И еще эти хлопоты с детьми…
– Да.
На глазах Юлии выступили слезы.
– Что я могу сделать для нее?
– Разве что расторгнуть этот брак.
– Как же, если я собираюсь уехать из Рима – воевать против германцев? И потом, она – мать моих детей… Я любил ее, как никого другого.
– Что ты говоришь, Луций Корнелий! Как можно любить больше или меньше?
Сообразив, что сказал слишком много, Сулла помолчал.
– Я с детства не знал любви и не учился этому искусству. Я больше не люблю ее. Даже ненавижу. Но она – мать моих детей. И пока я не вернусь, она – все, что у них есть. Если я с ней разведусь, она что-нибудь выкинет: сойдет с ума, покончит с собой или сопьется…