…В своем джипе Вергельд посадил Сюзон на колени и снова что-то шепнул ей на ухо. Она нашла глазами Николаева и помахала ему рукой. Он по-военному коснулся пальцами виска и улыбнулся девочке. Все произошло так быстро и до некоторой степени неожиданно, что Нико растерялся. Не сразу сообразил, что смотрит вслед удаляющимся машинам и боковым зрением видит джипы, которые остались на месте. «Так оно спокойнее», — слышит он голос Гвидона. Как будто и не было знакомства с Вергельдом, тех немногих, но насыщенных минут, за которые тот успел произвести на собеседника неизгладимое впечатление. Очаровал? До некоторой степени. Он не хочет появляться в публичных местах, быть узнаваемым. Он боится, что это может вырасти до неприличия, когда тебя просто обязаны приглашать, а на деле ты — обуза. И без перехода спросил у Нико, словно был корреспондентом: «У тебя есть мечта?» Николаев мечтал жить на воде — в лодочном домике или на барже. Жить в каюте, ходить по палубе, засыпать под легкий плеск волн — это ли не идиллия. Нет, он не хотел за границу как таковую: ему уехать — только паспорт в карман положить.
Этот сорокакилометровый участок дороги был широким и ровным, как автострада. Три автомобиля, центральным из которых был джип «Пежо», принадлежащий Мамбо, уносились прочь от поселка. Адвокат видел не ночь впереди, а черноту космоса, о которую разбивался земной свет фар. Это ощущение было тем более верным, что вскоре нашло свое подтверждение: оба джипа сопровождения, которые фактически взяли «Пежо» в коробочку, отвалили в стороны на самом широком участке дороги, постепенно сбрасывая скорость, и походили они на ступени ракеты, отработавшие свое на разгонном этапе. Красиво, ничего не скажешь. Вергельд умел встречать и умел провожать. И предупреждать — тоже. И можно было забыть о том, чтобы вернуться к товарищу, который загибался в каменном мешке. Нико в то время был готов убить Каталина. А тому хоть бы хны. Сидит на заднем сиденье и о чем-то шепчется с Мэрион. Прощается, падла! Проникся, сволочь!
С Мэрион они попрощались на окраине Нджамены, в полукилометре от границы с Камеруном. Шестнадцать дней они были рядом. А время пролетело, как один день. Нико вручил Мэрион тысячу шестьсот долларов. Катала предложил округлить до полутора. Мэрион покачала головой, улыбаясь. Для нее это были большие деньги. И все же округлить — до двух тысяч — пришлось. Николаев стукнул себя по лбу: ей же в столицу возвращаться, а это три дня. Она уходила в сторону пограничного пункта, голосуя на ходу. Но теперь она была одна, без девочки, и не похожа на цыганку.