— Ты прав: если кого и оперировать на этом столе, так это меня. — Он указал рукой на дверь: — Снимайте дверь с петель и кладите на стол.
Через пару минут на импровизированный стол поместили Штайнера — с отведенными в стороны руками и ногами; их фиксировали самые надежные руки — Гвидона и его товарищей. Но прежде чем зафиксировать пациента, Гвидон не без отвращения заткнул рот Штайнеру его же мокрыми трусами.
— Мы пропустили анестезию — за ненадобностью. Будет немножко неприятно, — предупредил Вергельд пациента. — Больно будет потом. Будет очень больно, невыносимо, обещаю.
Он сам ввел катетер в мочевой пузырь и принял от ассистента раствор неомицина. Он причинял пациенту боль даже пояснениями, командами, взглядом; он резал его без ножа — пока без ножа. Все его действия были направлены на то, чтобы спасти пациента, на самом деле он медленно убивал его. Убивал, промывая ему мочевой пузырь, убивал, стирая слезу с его щеки. — Зажим, — попросил он. Приняв инструмент, он пережал катетер и присоединил к мочеприемнику.
— Я уберу зажим, — пояснил он, глядя на орущие от боли и страха глаза пациента, — когда начну вскрывать мочевой пузырь.
Он отдал инициативу ассистентам, и они начали обрабатывать йодом место разреза — операционное поле.
— Скальпель.
В его руку ткнулся холодный кусок металла. Вергельд придирчиво осмотрел его, будто выискивал следы ржавчины, затем склонился над телом пациента. Когда он пальцем дотронулся до края прямой мышцы живота, откуда собирался резать, Штайнер дернулся, выгнулся дугой так, что даже дюжие помощники Гвидона с трудом удержали его.
— Я еще не режу, — сообщил Вергельд, не скрывая улыбки. — А вот сейчас…
Он приложил скальпель к телу и, надавив на него, провел им криволинейно вверх к точке передней подвздошной оси.
Теперь помутилось в глазах даже у повидавшего всякого Гвидона. Он не заметил, как в руках доктора появился электрический нож, которым он разделил мышцы, после чего стал методично отслаивать от них брюшину, будто разделывал говядину; изредка бросал ассистенту: «Подсуши», и тогда помощник подбирал кровь тампоном. Затем он снова отдал инициативу ассистенту, и тот установил ранорасширитель Бальфура. После чего над пациентом склонились два врача. Гвидон, икнув, увидел в них радиолюбителей, копошащихся над разобранным телевизором.
И только сейчас он заметил, что не держит Штайнера за руку; желтоватая рука пациента покоилась на поверхности двери. На ней пропали все жилки, и Гвидон заметил боссу:
— Он… готов. — В Штайнере он вдруг увидел мученика, и у него язык не повернулся сказать, что тот откинул копыта.