Фелисия, или Мои проказы (Нерсиа) - страница 63

Руки сотрапезников шарили по телам друг друга, губы и груди познали множество ласк прежде, чем мы вышли из-за стола. Не пожелали прекращать застолья только два наших итальянских гостя. Если они и проявляли признаки жизни, то лишь для того, чтобы потребовать еще вина или поклясться, что не покинут этот дом, пока в нем останется хоть капля горячительного. Синьора Камилла неусыпно следила за пьяницей-отцом и даже вызвала лакея, чтобы тот оказал ему помощь в случае чего. Вся остальная компания, за исключением исчезнувшего шевалье, перешла из столовой в гостиную, оставив двери открытыми…

О целомудрие! О стыдливость! Как вы слабы перед вышедшими на битву Венерой[17] и Вакхом![18] Впрочем, разве так уж необходимо сопротивляться им? Возможно, самые чистые души радуются своему поражению, признавая силу и могущество великих богов…

И сегодня, вспоминая тот вечер, я не перестаю удивляться. Едва войдя в гостиную, один из офицеров, распаленный похотливыми взглядами Сильвины, потерял всякое самообладание, увлек ее к оттоманке и принялся исследовать самые секретные местечки красавицы. Она в ответ только смеялась. Вскоре исследователь, ободренный успехом первых попыток, забылся настолько, что потерял всякое уважение к обществу. Его партнерша, растерянная и одновременно довольная происходящим, охотно разделяла с ним плотские утехи. Замужняя итальянская синьора последовала примеру Сильвины и бросилась в объятия другого офицера, такого же дерзкого, как его товарищ. Аржантина убежала и спряталась за шторами, не желая быть свидетельницей непристойных сцен. Монсеньор, ведомый приличиями и сдержанностью, последовал за ней. Все забыли обо мне и моем новом любовнике, а мы застыли от ужаса посреди гостиной… Случайно встретившись взглядом, мы кинулись прочь. Моя дрожащая рука оказалась в ладони прекрасного Фьорелли, мы добежали до моих покоев, где я и закрылась, твердо решив, что вернусь к остальным, только насладившись любовной игрой с Джеронимо.

Наступил наконец тот счастливый миг, которого мы оба так давно ждали (из-за нерешительности и невозможности открыться друг другу). Вы, мои тонкие читатели, переживавшие подобные радостные мгновения, можете оценить очарование момента.

Как он был хорош, мой дорогой Джеронимо, как красили его лицо желание и предощущение счастья! Джеронимо был великолепен, когда стоял на коленях подле меня: грудь его трепетала, он не осмеливался исполнить наши общие мечты и вожделения, хотя по моему состоянию вполне мог бы догадаться, что я ни в чем ему не откажу! Казалось, руки Джеронимо боялись коснуться моих прелестей, словно он страшился обжечься… или обжечь меня своим огнем. Его губы не отрывались от моих, он не давал мне сказать ни слова, как будто я могла взять назад разрешение, сделавшее его счастливым. Наше продвижение к вершинам счастья и наслаждения ничуть не напоминало стремительный полет стрелы, летящей в цель: мы продвигались медленно, осторожно. Невыразимое удовольствие оттягивало взрыв, не давало пламени желания превратиться в огромный костер. В тот момент, когда души и тела наши слились в одно целое, мне показалось, что я умираю…