Я не хочу знать, зачем он это сделал, зачем я ему понадобился. Просто не хочу, и все тут.
Эта смешная маленькая служаночка, заботливо предупредившая меня, чтоб я не ложился спать головой к двери, а то, дескать, кошмар может присниться…
Мне никогда не снятся кошмары. Быть может, потому, что я не могу избавиться от них наяву. Я научился жить с ними, отодвигать их в сторону, как тонкую занавесь, и видеть небо, солнце и весь остальной мир, но они все равно тут, рядом… Они всегда со мной. Жуткие призраки прошлого…
Поэтому я не хочу знать, зачем на самом деле я понадобился этому чудовищу под улыбчивой доброжелательной маской, маской столь совершенной, что она кажется настоящим лицом. Маской, столь неотличимой от лица, что даже моя подготовка сдает и я начинаю ему верить. Верить безоглядно, неистово, искренне. Так хочется и в самом деле ему поверить. Так хочется…
Когда-нибудь он снимет эту маску… я не хочу знать, что посмотрит на меня оттуда. Я устал знать такие вещи. Мне всего восемнадцать, но я слишком много знаю.
Чудовищам нельзя верить. Они хватают тебя за горло именно в тот момент, когда ты готов разорвать грудь и протянуть им свое сердце, трепетно шепча о любви и восхищении. Чудовищам всегда нужно твое сердце, просто они предпочитают вырвать его сами, твои боль и ужас для них куда приятнее твоей любви и восторга.
Я не верил своему прежнему наставнику. Любил до безумия, но никогда не верил. Стану ли я верить тому, кто победил его? Он еще более совершенное чудовище, только и всего.
Я не собираюсь доверять чудовищам.
Да.
Так.
Я и сам чудовище. Мне тоже нельзя верить. Разве я не вырвал сердца тех, кто доверял мне, там, в Фалассе? Некоторых мне даже пришлось убить. У меня был приказ.
Быть может, поэтому мне никогда не снятся кошмары. Чтобы испугаться, мне достаточно просто вернуть занавесь на место…
А еще я могу посмотреть в зеркало. Смешно? Говорят, я красивый. Они просто не умеют видеть. Наставник никогда не говорил мне подобного. И этот… новый… не скажет. Я недостаточно крупное чудовище для таких, как они, поэтому они видят меня насквозь…
А красота… красота — это совсем другое…
Я устал. Устал улыбаться, шагая из боли в боль, из страха в страх… а здесь все такое ненастоящее. Мне было бы проще в пыточной камере. В нее я мог бы поверить. Мне было бы проще в воровском притоне, я счел бы это удачей. Я бы знал, как мне действовать. Мне было бы проще, знай я, что мой новый наставник собирается меня зажарить и съесть. В этом была бы какая-то определенность. И я бы прямо сейчас перерезал себе горло, если б не принесенная клятва. Что-то мешает — всегда мешало — нарушить клятву. Быть может, потому, что это последнее, за что я еще держусь… Моя собственная клятва. Мое собственное решение подчиняться, служить, принадлежать кому-то…