Шарц вздохнул и поторопил коня.
Эрик невольно сравнил своего нового наставника с прежним.
«Тот потрясающе умел притворяться человеком, этот — неотличим, хоть и не человек вовсе. Во всех смыслах не человек. Такое мастерство… Вот только — зачем? Я же все равно знаю, как оно на самом деле. И ты знаешь, что я знаю… Зачем ты притворяешься передо мной, мастер?»
Кони несли от дома к дому, от болезни к болезни.
От битвы к битве.
— Добрый день, доктор!
— И вам доброго дня!
— Проходите, пожалуйста…
— Идем, Эрик.
Половики и ковры, вытертые половицы и блестящий паркет, роскошное ложе и бедная постель…
— Здравствуйте! Ну, как вы себя сегодня чувствуете? Все еще не очень? Ничего, сейчас мы вас посмотрим, сменим компресс…
Больные перелистывались, как страницы книг. Как переплеты, открывались и закрывались двери.
— Смотри, Эрик, это делается так… а потом вот так… придержи-ка… запомнил натяжение?
— Да, наставник.
— Вот и отлично, — коротко кивнул гном. — Узел.
— Вот так? — осторожно спросил Эрик.
— Чуть крепче. Да. Хорошо.
Когда знаешь, что ищешь, что хочешь заметить, обычно раньше или позже замечаешь. Когда смотришь в глаза человека, зная, что это — чудовище, чутко прислушиваешься к его дыханию, к шороху незримых когтей, ловишь даже самые малейшие движения его тени… если знать, где прячется чудовище, раньше или позже его увидишь. Едва заметные движения рук, губ, выражение лица, внезапный блеск полуприкрытых веками глаз… и вот на короткий миг мелькнула чешуя, блеснула в свете луны и тотчас скрылась…
«Я знаю, что ты чудовище, я так хорошо это знаю, почему же я этого не вижу?!»
Больные перелистывались, как страницы книг. Как переплеты, открывались и закрывались двери. Больные были такими разными, но у них у всех было нечто общее. Они все нуждались в помощи улыбчивого коротышки с решительным взглядом.
«А и большая же у наставника библиотека!»
* * *
«Правильно ли я поступил, когда притащил его сюда?» — думал Шарц, доставая красивую деревянную шкатулку, в которой хранились копии нарисованных Эриком картин. Теперь к ним прибавились новые, нарисованные просто карандашом, но оттого не менее прекрасные.
«Смогу ли я помочь этому несчастному мальчишке или только хуже сделаю?»
«Мне так хочется, чтобы он наконец осознал свой дар. Потому что это неправильно, когда человек, коему богом дано быть потрясающим сказителем и художником, занимается разведыванием чужих секретов. Грешно заставлять копаться в чужих грязных тайнах того, кто может создавать свои бесконечно прекрасные тайны. Создавать и дарить их людям».
«Пока я, похоже, достиг лишь того, что он боится меня пуще всех своих начальников, вместе взятых. Да еще и сумасшедшим считает. Хорошо это или плохо? И что он предпримет, чтобы вернуть то, что у него было отнято? То, что у него отнял я».