«Ладно, — сказал он сам себе. — Давай порассуждаем. Или я еще не свихнулся, или уже успел. В первом случае пугаться рано, во втором — бесполезно».
«А я предупреждал! — донесся откуда-то из глубин сознания глухой голос лазутчика. — Я говорил, что этим все кончится!»
«Чем „этим“, счастьем?» — ехидно поинтересовался Эрик.
«Это тебе кажется, что счастье, болван, — пробурчал лазутчик. — Тогда как на самом деле… Достукался на свою голову…»
«Разве что на твою», — огрызнулся Эрик.
«У нас с тобой одна голова на двоих — или ты уже и этого не помнишь, несчастный?» — трагически вопросил лазутчик.
«Не помню, — беспечно отмахнулся Эрик. — Это тебе нужно помнить, это ты всего боишься, а мне и так хорошо!»
«Хорошо ему, видите ли…» — зашипел лазутчик и затих. То ли аргументы кончились, то ли спрятался от греха подальше.
Эрик же чем дальше, тем больше чувствовал, что сейчас просто взорвется от переполняющей его тело легкости, от неземного ощущения счастья. Нужно было что-то делать, причем немедленно!
Продолжая удивляться и не понимать, что с ним происходит, Эрик встал, распахнул окно, выскользнул наружу и ловко полез по стене наверх. Оказавшись на крыше, он быстро пробежал по ней, перепрыгнул на другую, с нее на соседнее строение, с него на высокую стену башни… и вверх, вверх… Опомнился он, лишь оказавшись на крыше самой высокой башни Олдвика. Выше было только темнеющее небо. Уходящие звезды удивленно таращились на него. Он ухмыльнулся и подмигнул им. Было так хорошо, что хотелось немедля спрыгнуть вниз. Не для того, чтобы разбиться, конечно, а для того, чтоб стремглав взлететь вверх, промчаться под звездами и рухнуть в глубокую темноту небес, оставив землю где-то там, бесконечно высоко… нестись все дальше и дальше, раскинув руки… пьянея от невероятного простора и бесконечной свободы.
Эрик, конечно, не стал прыгать. Крыльями он пока не обзавелся. Он сидел так невероятно высоко, наслаждаясь чем-то дотоле неведомым, чем-то, что для него даже названия не имело…
«Так что же все-таки со мной произошло?» — в очередной раз спросил он у себя самого. И вдруг понял: «Наставник снял с меня проклятую повязку смерти! Точнее, он сделал так, что ее и не было никогда. А раз не было, значит, и нет. А раз нет, то и занавеси, на которой дремали все мои фаласские кошмары, — тоже нет! А ведь я на нее и все прочие свои кошмары выселил. Все в одну горсть собрал. А она… исчезла. И похоже, что вместе с ними!»
«Ага. Выходит, это наставник виноват, что я, как лоботряс какой, почем зря по крышам ношусь! — сообразил Эрик. — Ничего. Вот он сейчас до меня доберется — не может же быть, чтоб я его этим грохотом не разбудил! — и попробует мне что-то сказать. А я ему и отвечу…»