В "Голове Грифона" людно и суматошно. Праздничек. За стойкой Гвен — храпунья Гвен, повариха Гвен. Тулла честь передоверила, занявшись иным — выселила работников из домика возле пивоварни. Можно было и в самом трактире комнату для больной приготовить — но хмурая Эйлет, поставленная отцом во главу кланового пикета на воротах, ясно сказала — если сида умрёт, дом, в котором это случится, придётся сжечь. А заодно — что утром Немайн, если будет ещё жива, перенесут за город. То есть в предместье, домой. Значит, следовало торопиться. Вот Тулла и торопилась. Неспешно и по-хозяйски. Сама Глэдис не справилась бы лучше.
Гвен не жаловалась. Старшая сестра взяла на себя самое важное — сохранение трактира. А ей осталась отцовская работа — и она не справлялась. Вместо порядка и спокойного веселья, как при Дэффиде, в пиршественном зале повисло тягостное и нервное молчание. Казалось, все предместья очертя голову ринулись сюда — вызнать, что происходит, из первых рук. А какие они первые? Дэффид сказал Эйлет, Эйлет — Тулле, Тулла — Гвен… Очень хотелось спрятаться под стойку. И пусть Сиан болтает. Она маленькая, её слова ничего не весят.
Так что римскому священнику Гвен даже обрадовалась. Уж он-то не будет расспрашивать, как там младшая сестра, и что намерены делать клан, отец и король! Он спросит комнату, и спросит ужин, и спросит новости — но начать можно будет с новостей старых и попроще. А главное, забота о святом отце — достойное занятие для Хозяина заезжего дома. Даже если он сейчас — молоденькая девчушка, и даже не сида. Гвен припомнила, как хорошо со стойкой справлялась Майни. На глаза опять навернулась влага.
— Здравствуй, дитя моё, — латынь. Этот язык Гвен немного знала.
В другое время она бы обиделась на «дитя», но теперь только шмыгнула носом.
— Я пожелал бы тебе доброго дня, но боюсь, он сейчас совсем не добрый, а до ночи не успеет исправиться. Потому желаю, чтобы утро было для тебя лучше вечера.
— Спасибо… Но всё не настолько плохо, чтобы в "Голове Грифона" усталому путнику не предложили уютный ночлег и вкусный ужин.
— Рад это слышать дитя моё. Выходит, неприятности не очень велики?
— Ой. Для меня велики, святой отец. Когда с сестрой случилось что-то страшное, она лежит при смерти, городские ворота закрыты, и ничегошеньки не ясно, разве этого мало?
Как-то вышло, что скоро римский священник знал больше, чем Гвен. Но и та не ударила в грязь лицом — между словами да всхлипами гость получил просторную комнату со свежей постелью и видом на цитадель, и там же, подальше от суеты и тревоги пиршественного зала, сервированный ужин. Действительно великолепный, даже на вкус столицы мира. То, что изначально трапеза предназначалась епископу Дионисию, но из-за последних событий так к нему на стол и не попала, приезжий священник так и не узнал.