Насытившись и поразмыслив, добычу Немайн поволокла не в гнездо, а воюющим родичам. Тем ведь некогда охотиться — нужно мишку гнать. А тащить — оказался труд. Долгий. Треть туши по пути умяла, пять дней маялась — а вместо спасибо зубы кажут, рычат утробно. Злятся. Особо племянницы растявкались. Воображают, дуры, что тушу у Немайн отняли. Один отец потрепал за ухо ласково. Но тем и ограничился. Рядом держались братья. Опекали, чтобы в драку сам не бросился. От него нынче не зубы и когти, а мудрость требуется. Сами братики мясо жрали, а косились зло. Припоминали, что в поход не пошла. Не понимали, что расплатиться за победу детёнышами — для семьи смерть. А пока охрана давилась чужой добычей, отец зашёл дуракам за спины, встал столбиком, и показал невесть откуда взявшийся в единственной верхней лапе плакат. С одним единственным словом: «Умница». И только потом подошёл к туше и урвал долю героя — заднюю ногу.
Немайн фыркнула. Отца покормила — хорошо, но что-то он сдал. Будь у него все четыре лапы, наверняка показал бы всем урок вежества. А ещё припомнились малыши и неумёхи там, возле гнезда. Наверняка у них уже животы подводит. И Немайн принялась искать новую добычу.
За вторым лосем пришлось зайти ещё дальше. Пока попался подходящий. И «приручение» шло неплохо, но на четвёртый день, когда добыча уже утрачивала сторожкость, Немайн увидела следы, в которые вместились по две её лапки. А вскоре и того, кто их оставил.
Мех с проседью, но над поверженным сохатым прыгает кузнечиком. Немайн легла на брюхо и принялась смотреть. Биться с чужаком за угодья и мясо — не по её силам, да и не виноват красавец с серебряной диадемой на лбу, что положил глаз на ту же добычу. Следовало уходить, искать другую жертву. Но оторвать взгляд от прыжков белолобого оказалось невозможно. И ведь гон будет только в начале лета.
А тот заметил Немайн и коротко, призывно, залаял. Мол, откушай, голубушка. И ведь не гон, не гон! Ничего ему не нужно — кроме как радостью от успеха поделиться! И знать ведь не знает, отчего ему в одиночку удалось завалить такую глыбищу! Немайн подошла поближе. Вежливо наклонила голову. Белолобый фыркнул. Привстал, достал из-за спины табличку: "Угощайся, красавица". А толку? Красавице теперь нового лося выслеживать. И приручать. Неделя. А маленькие голодные. Немайн даже подвыла от обиды. Под лапой вдруг появилась табличка на палочке. Немайн откуда-то знала — на табличке написано: "Нужно. Отдай. Маленькие голодные." Но лапа не поднялась, и скоро под ней снова был лишь придавленный снег. На глаза наворачивались слёзы, но Немайн держала спину гордо. Нужно было повернуться и уйти. И так много времени ушло впустую — но росомаха продолжала сидеть и смотреть на белолобого. Сил отвести взгляд не было.