Я побродила по двору, бачков не нашла, зато обнаружила в беседке, увитой зеленью, наших старушек. Они выгуливали внуков, а заодно и болтали о своем, о девичьем.
— Потемкина совсем ума лишилась, — шипела одна из них. — Завела волка и выдрессировала!! И вот скажите — а для чего это она его дрессировала, а? Может, диверсия какая, а?
Я заинтересовалась, остановилась и принялась подслушивать. Потому как Потемкина — это я, и сплетни о себе, любимой, меня крайне интересовали.
— Да совсем эти новые русские очумели, — подхватила вторая старушка, словно сама жила в хрущевке, а не в элитном доме, следовательно — дочь или сын — «новее» некуда. — Ерофеев из пентхауза себе крокодила завел, Потемкина волка! Скоро детей в зоопарк водить не надо будет!
— А во втором подъезде недавно тигренка на прогулку выводили, — влезла третья старушка. — Маленький такой, да хорошенький, да ласковый! Прям котенок, только ростом с собаку.
— Вот вырастет этот котенок, — неприязненно возразили ей, — и сожрет кого-нибудь.
— Непременно сожрет!
— Так куда ему — такой хорошенький!
— А вот вырастет твой хорошенький…
— Да не спорьте вы. Вот вы скажите — а чего у потемкинского волка крест на шее, а?
— Насмешила! Вон у Дорофеевых питбуль в ошейнике с брильянтами ходит — и ничего.
— Так то брильянты — а то крест! Вот с какой целью она волку его повесила, а?
— А ведь Потемкина — она ведьма! С чертями знается, а как то бес вместо волка?
— Так ить крест на шее…
— А где ты видела нормального волка с крестом? Неладно это, бабоньки…
— Святоша у меня сильно богомольная, — дружелюбно пояснила я, заглядывая в беседку.
Старушки припухли, в смущении глядя на меня.
— На службы все ходит, по полгода в монастырях живет, так что сами понимаете. Без креста ей никак.
— А как же волка в церковь-то пускают? — робко осведомились у меня.
— И в монастырь…
— Да она ж не всегда собакой-то была, — туманно объяснила я. — И вообще — у нее связи в церковных кругах знаете какие? Митрополит с ней за ручку здоровается.
Старушки как по команде перевели взгляд на Лору, что сидела в месте от меня. Особа с обширными связями в церковных кругах в это время старательно зубами выдирала репейник из хвоста, а когда ей это удалось — зевнула во всю пасть. Со вкусом так зевнула.
Бабульки истово перекрестились и как-то сжались.
— Ладно, бабушки, я вас понимаю, сама ее не особо люблю, — вздохнула я. — Нате вам на память, да не серчайте!
И я всучила им букет.
— Ой, это нам? — недоверчиво спросила одна.
— Вам!
— А за что?
— Ну, — почесала я лапой за ухом, — за моральный ущерб!