Что, сам не знает? Или издевается?
— Расстрел! — с нездоровой радостью в голосе воскликнула я с интонацией, с какой на параде выкрикивают «Ура!».
— Значит, вы уже в курсе, — неподдельно расстроился моей «удивительной» осведомлённости Барвлин. — Мы думали, никому ещё не известно об этом нововведении.
— Полистайте учебник истории — там знаете, сколько ещё интересного!
Барвлин скривился, окончательно сник и резко встал. Тут же, словно по мановению волшебной палочки, дверь вновь раскрылась. В поле моего зрения появился дюжий мужик, форменный изумрудный наряд на котором смотрелся как на пугале, поскольку едва не трещал по швам на бугрящихся мышцами руках и ногах. Сзади подошёл ещё один; грубо схватив меня за предплечье, он стянул меня со стула и поволок в коридор. Сидящего рядом молодого человека постигла та же участь: конвоиров, как оказалось, было трое. Я любопытно обернулась, наблюдая за процессом его полунасильного перемещения, но, заглядевшись на эту картину, ощутимо приложилась боком о косяк и стала смотреть перед собой. В мрачном, ничем не примечательном коридоре пахло затхлой сыростью и гарью. Наверно, у них денег нет за электричество платить, или санитарные нормы не позволяют его провести… Несколько чадящих факелов словно бы неохотно разгоняли коридорный сумрак; я пару раз споткнулась на неровном полу, но цепкая хватка конвоира не дала мне упасть. Не мудрствуя лукаво, нас проводили метров на сто, никуда не сворачивая, до мощной двери со смотровым окошком, перекрытым тюремной решёткой. Возглавлявший процессию конвоир, не обременённый грузом в виде пленника, снял с пояса внушительную связку ключей на железном кольце, выбрал самый массивный из них и уверенно вставил в замочную скважину. Взяв со стены один из факелов, он вошёл в блёклую темноту помещения. От порога начиналась крутая лестница с высокими щербатыми ступеньками; я тут же неуклюже навернулась, повисая на руке невозмутимого конвоира, как селёдка на крючке рыбака. Болтаться так, не имея опоры под ногами и выворачивая плечо, было не слишком приятно, но я никак не могла поймать ступеньку, и посему меня тащили до самого пола. Камера была довольно просторной; широкие стальные полукольца, вделанные в стену напротив входа примерно на уровне метра, играли роль кандалов. Меня усадили на пол (точнее говоря, повалили на него, но тотчас заставили приподняться, чтобы сподручнее было перерезать верёвку, стягивающую запястья), освободили от пут мои руки и приковали каждую к стене — замки на оковах надёжно щёлкнули. Конвоиры на секунду задержались в центре камеры, любуясь на свою работу, а затем ушли, унеся с собой и факел — единственный источник света. Правда, оставалось еще миниатюрное зарешеченное окошко, расположенное на высоте пяти метров в стене справа, но поступающие через него солнечные лучи так робко разгоняли мрак, словно сами боялись темноты. Я покосилась на сокамерника, аналогично прикованного слева от меня. Тот в свою очередь с усмешкой глянул в мою сторону.