Если бы мы не припозднились с отъездом к Джилл и Дэвиду, я бы предложила сделать остановку в пути. Но мы еще не были достаточно уверены друг в друге, чтобы открыто высказать желание броситься под какой-нибудь стог или слиться в экстазе на заднем сиденье автомобиля, поэтому всю дорогу – чем дальше, тем больше – нас обуревало приподнятое ощущение ожидания. Это именно то, что понравится Джилл и что она надеется увидеть, подумала я, когда мы въезжали в ворота.
– Как ты хотела бы все это представить? – спросил он, выключив мотор.
– Как можно более романтично, – ответила я. – И пожалуйста, никаких упоминаний об объявлениях.
Он рассмеялся:
– Постыдись, как ты могла подумать?!
Я вышла из машины. В дальнем конце лужайки Дэвид разъезжал на своей газонокосилке. Качнувшаяся в одном из нижних окон занавеска указывала на то, что Джилл наблюдала за нашим появлением.
– Если мы подадим Дэвиду пример, может, это напомнит ему, что следует быть внимательнее к Джилл. А кроме того, – я взяла Саймона за руку, – нам ведь и притворяться не нужно, правда?
Входная дверь распахнулась. На пороге появилась Джилл в очень славном лавандово-белом платье. Я отметила про себя, как она хороша со своими сияющими глазами и ослепительной улыбкой.
– Добро пожаловать! – радушно воскликнула подруга, простирая руки нам навстречу. Мы обнялись. – Он очень мил, – успела она шепнуть мне на ухо.
Могла ли я после этого сказать ей правду?
Мы пакуем вещи. В течение ближайшего времени я не смогу тебе часто писать. Как бы мне хотелось, чтобы между нами троими все было предельно просто и чтобы ты смогла приехать сюда хотя бы на остаток лета. Я часто вспоминаю тебя, наш дом и свою комнату. Наверное, взрослею.
К вечеру Верити решила пойти поплавать.
Такова была часть плана А, который она назвала «Чисткой обнаженной натуры, прежде чем это осквернит лицо и тело признаками старения». Она пребывала в депрессии. Постоянные мысли о том, что сейчас происходит там, на севере, не способствовали расслаблению. Она жалела, что у нее не хватило духу попросить Маргарет: «Пожалуйста, позвони мне немедленно и расскажи, как все прошло». Этот вопрос – как все прошло и что было дальше – неотступно преследовал се. То, что у Маргарет появился любовник, пробило еще одну брешь в мире Верити, и, хоть она не хотела в этом себе признаться, ей было бы куда легче, если бы Маргарет позвонила и сказала, что все было не так уж замечательно. А еще лучше, если бы заплаканная Маргарет возникла на ее пороге со словами: «Чтобы я когда-нибудь еще…» «Докатилась! Прочь вероломные, постыдные мысли! Плавание меня вылечит», – думала Верити, примеряя купальный костюм.