– Сидни? Брось, он же Меллорс, и останется с тобой навечно. – Она покачала головой. – Мне всегда казалось, что он тебя любит, – рассмеялась я, прикладываясь к стакану. – И я всегда питала большие надежды на то, что ваше свидание среди незабудок состоится. – Если я рассчитывала рассмешить Джилл, как она, бывало, смешила меня, то жестоко ошиблась.
– Это не повод для шуток, Маргарет, – сухо упрекнула Джилл.
Я уставилась в свой стакан, озадаченная и немного обиженная, но, разумеется, обиженная и вполовину не так горько, как она, – это я понимала. Неужели Джилл могла так расстроиться из-за того, что какой-то работник, пусть и прослуживший у нее очень долго, нашел себе другое место?
– Я всегда считала, что он – твоя главная опора. Почему он уходит? Денег мало или что?
– Ты чертовски права, он был моей главной опорой, – зло сказала она. – Все это знали. Именно поэтому его уход – гребаное предательство.
Чтобы Джилл так ругалась?! Лила слезы? Нет, это определенно гормоны. Сидни Берни был хорошим работником, но отнюдь не незаменимым – особенно при нынешнем уровне безработицы. Нет, такую реакцию наверняка вызывало что-то иное, в том числе, не исключено, и гормоны. Какая гадость эти гормоны. Мерзкие маленькие дряни – от них одни неприятности: бродят, бродят в организме, а потом – раз и уходят куда-то, словно беспечные дети, и уже никогда не возвращаются.
– А ты о ТЗГ не думала? – спросила я.
Джилл наконец горько, но все же засмеялась:
– Ты имеешь в виду «терапию путем замены головы»? – Встав из кресла, она носком толкнула полено, которое выкатилось за решетку, и снова ругнулась. Я взяла щипцы и водворила полено на место.
– Вот, возьми. – Сев на подлокотник ее кресла, я протянула ей почти нетронутый стакан. – Выпей. Это смягчит твое разъяренное сердце.
Она взяла стакан, но взгляд, вперившийся в огонь, был по-прежнему несчастным, и мыслями она витала где-то далеко.
– Как он мог так поступить? – простонала Джилл.
– Ну, вероятно, он объяснит это в заявлении об уходе.
– Что? – непонимающе переспросила она.
– Я о Сидни. Он был обязан заранее уведомить о своем уходе.
– Ах этот… – Джилл скорбно провела по лицу рукой. – Да на него-то мне плевать…
Теперь я уже совсем ничего не понимала, и, хотя прежде возвращение Дэвида с работы воспринималось нами как досадная помеха, сегодня я обрадовалась его появлению.
Наконец Джилл взяла себя в руки. Мы поужинали здесь же, у камина, каждый со своим подносом на коленях, поболтали о том о сем. Странно, но не Джилл, а именно Дэвид спросил меня о моей «любовной жизни», как он выразился, и я затарахтела о том, где мы побывали и что делали. Я надеялась, что мои россказни отвлекут Джилл от собственных невзгод, поэтому старалась сделать повествование как можно более забавным и романтическим, но она, сославшись на головную боль, рано собралась спать. И только уходя, по-настоящему сердечно обняла меня; это было больше похоже на последнее прощание, чем на простое пожелание спокойной ночи.