Будь самим собой».
– Я знаю эту дезидерату. У меня дома в кабинете тоже есть копия.
– Большинство людей в определенный период жизни выписывают себе какой-нибудь афоризм, прикрепляют его к стене, вздыхают над ним, а потом делают прямо противоположное тому, что он рекомендует.
– Довольно цинично, – заметил он. – Такое безнадежно-уничижительное высказывание о духовной борьбе не в твоем духе.
– Разве? Наверное, ты меня плохо знаешь.
– Может быть, – согласился он, накрыв рукой мою ладонь. – Я и не претендую. Твой внутренний мир для меня действительно тайна. Как и для тебя – мой. Особенно самые темные его уголки.
– Не верится, что они у тебя есть.
– Мне тоже не верится, что они есть у тебя.
– Может, не будем разрушать иллюзию?
Дело в том, что я испытывала тревогу и смятение не столько из-за его отъезда, сколько из-за надвигающегося возвращения Саскии. Словно с меня содрали кожу. Да, я чувствовала себя так, будто с меня содрали кожу, а шампанское и прощание с человеком, которому я могла безоговорочно доверять, еще больше растравляли душу.
Накануне Верити, с которой я поделилась своим ощущением, ничуть мне не помогла.
– Я говорила тебе: если даришь мужчине дорожную сумку, он от тебя сбежит! – торжествующе воскликнула она, снова принимая обычный надменно-покровительственный вид.
Когда имеешь дело с Верити, часто приходит на ум любимая максима королевы Елизаветы, которую она повторяла каждый раз, когда ее министры советовали ей нанести удар по Франции или вторгнуться в Шотландию: «Безрассудно разить огнем соседа, поскольку живешь рядом с ним…» Так что я старалась поддерживать мир в наших отношениях.
С тех пор как она удостоилась быть принятой в Орден величайших глупцов, водворив на место Марка, я не сомневалась, что очень скоро ее страдания возобновятся. Но не могла и не восхищаться профессионализмом подруги: она уже начала описывать свою историю в очередном сценарии. Я робко заметила, что Марку это может показаться немного… ну, скажем, обескураживающим, – оказаться в фокусе публичного внимания, – но Верити посмотрела на меня с жалостью: что внештатная окантовщица – к тому же так легко позволившая сбежать своему мужчине в какие-то поганые джунгли – может знать об истинном творчестве? Оставаться под обаянием Тинторетто после этого было особенно трудно, и если бы в тот момент Верити споткнулась, я бы с легким сердцем могла ее подтолкнуть.
– Ты такая храбрая. – Это был ее прощальный выстрел, посланный, когда, уже идя по дорожке к воротам, она оглянулась и скорчила гримасу снисходительного сочувствия.