Склонив голову, он выжидательно наблюдал за мной. Становилось сыро, меня начал пробирать озноб. Я разлила по бокалам остатки «ракетного топлива» и постаралась вернуть себе спокойствие и льстивую женственность. Этот человек был мне нужен – вернее, нужен был его адрес. Я мысленно представила себе Колина в образе хомяка и настроилась на великодушное всепрощение. Благодаря мартини соблазнительная хрипотца шуршала у меня в горле. По крайней мере я надеялась, что голос звучит соблазнительно.
Он по-прежнему ждал моих откровений, белки глаз у него чуточку порозовели.
– Ну, признавайся, заарканила кого-то? – спросил он наконец, явно предвкушая экзекуцию.
Но я не собиралась подвергаться экзекуции. Нужно было элегантно пригладить волосы и ответить ему с умудренным спокойствием. Вместо этого я почему-то стала оправдываться с негодованием викторианской девственницы:
– Да ничего подобного!
– Не волнуйся ты так. Я просто поинтересовался. Думал, ты уже преуспела. – Он выглядел отвратительно самодовольным. – А ты все еще раскачиваешься.
Я временно пропустила выпад мимо ушей, но поклялась со временем отомстить. Поставлю фотографию Колина рядом с картинкой, на которой изображен хомяк, и подпишу: «Найдите десять различий».
– Откуда тебе известно, что я ходила на свидания?
– Я звонил. Неоднократно.
– Но не оставлял сообщений.
Он отпил мартини и признался:
– Не мог.
– Да ну? Почему же?
– Потому что каждый раз, когда слышал твой голос из автоответчика, начинал покатываться со смеху.
Какой-то добрый дух помог мне удержаться, вбив небольшой, но крепкий стержень в позвоночник. Я выпрямилась, став дюймов на шесть выше, так что наши глаза оказались почти на одном уровне, и с притворным дружелюбием в голосе спросила:
– И что же тебя так веселило?
– А ты пойди послушай сама. Ты вообще слышала то, что наговорила там? Это нечто среднее между Мей Уэст[33] и бандершей. Кстати, – он повел носом, – в этом садике пахнет, как в египетском борделе. – Продолжая веселиться, он протянул руку к цветку лилии, тот откликнулся на прикосновение молчаливым кивком одобрения. – Сексуальные цветы, – заметил. Колин, заглядывая в интимную восковую глубину. – Не хватает только красного фонаря.
– Кому – мне или лилиям?
Я была близка к тому, чтобы покончить с дружеской лестью – и, следовательно, отказаться от явочного адреса – и высказать Колину все, что я о нем думаю, но он неожиданно сменил игривый тон на искреннее участие и рукой, только что ласкавшей лилию, погладил меня по щеке.
– Маргарет, – сказал он, – этой записью на автоответчике ты навлечешь беду. Я-то тебя знаю, поэтому не воспринимаю се как приманку, но любой другой – я имею в виду мужчин, – услышав столь откровенный призыв, может неправильно тебя понять…