– Не хочу. – Я подозревала, что меня разыгрывают. – Вы говорите, как герой романа девятнадцатого века. Хаггарда, например.
– У Хаггарда – Африка.
– Ну, тогда Маркеса.
– Теперь по крайней мере континент назван правильно.
– У вас очень покровительственная манера разговаривать.
Он хлопнул рукой по столу и весело рассмеялся:
– Это точно! Но взгляните на вещи с никарагуанской точки зрения. Страна растерзана гражданской войной, измучена голодом, болезнями, коррупцией. Запад своим вмешательством только усугубил ее беды, а вы спокойно сидите в оксфордширском баре и рассуждаете, толком даже не зная, на каком континенте она находится.
– Думаю, – огрызнулась я, – при том, что там, по вашим словам, происходит, никарагуанцы вряд ли заметят мою оплошность.
Подоспела новая порция сандвичей. Барменша крикнула, чтобы мы их забрали, а Оранжевая Грудь бросила лаконичный взгляд на наш столик. Я быстро метнулась к стойке, схватила тарелку и с высоко поднятой головой поплыла обратно в свою безопасную гавань, на ходу одарив искусительницу самым дружелюбным взглядом, на какой оказалась в тот момент способна.
– Итак, – сказал он, – будем считать, что это была наша первая любовная размолвка. Как вам?
– Это было восхитительно, – отозвалась я. – Угощайтесь.
– Не хочу относиться к этому слишком серьезно, – смягчился он. – Я вовсе не проповедник и не крестоносец и был бы счастлив – точнее, предпочел бы – не влезать в это дело. Но я принял решение и выполню свой долг, и говорить об этом больше не собираюсь. Однако до отъезда надеюсь немного повеселиться, устроить нечто вроде легкой прогулки…
Я рискнула взять еще один сандвич.
– Вы имеете в виду эмоционально или… – я откусила, – или сексуально?
Он на какую-то долю секунды задумался и показался мне не очень уверенным в себе. Вот и прекрасно. Если мы сражались за контроль над ситуацией, то я хотела продемонстрировать, что у меня в арсенале тоже есть кое-какая артиллерия. Он прожевал, проглотил, запил, поставил стакан на стол и наконец ответил:
– И то и другое.
Мы оба почувствовали облегчение и невольно рассмеялись.
Если полчаса назад мне казалось, что я испытываю ощущение ирреальности происходящего, то это было ничто по сравнению с тем, что чувствовала я теперь. Он ведь еще даже моей руки не коснулся. Хотя, с другой стороны, кто сказал, что это обязательное предварительное условие?
Саймон взглянул на часы. На какую-то неуловимую долю секунды мне представилось, что он сейчас скажет: «У меня всего полчаса времени, так что давайте поторопимся». Но Саймон всего лишь сверился с календарем.