- А что? Можно попробовать! Если еще куда-нибудь пропеллер вставить...
Все мы тогда очень любили бороться. И Пасынков не составлял исключения. Наверно, потому, что был силен и ловок. Строгим правилам мы не следовали, считали побежденным того, чьи лопатки касались пола, травы или снега. И хотя довольно быстро у нас установилась своя табель о рангах, все-таки попытки побежденных победить победителей не прекращались. Особенно донимали ребята Парцевского. Дядя Пуд не был обижен силой, но явно не блистал ловкостью. И часто более легкие, зато верткие, хваткие неплохие гимнасты Леша Семенов и Коля Тарасов забавлялись: подножкой или другим неожиданным приемом бросали Парцевского на пол в самый неподходящий момент, под всеобщий хохот. Ронять Парцевского-стало у них чем-то вроде любимой игры.
Дядя Пуд сделался нервен-то и дело озирался, опасаясь внезапного нападения из-за угла. И вообще... кому приятна роль футбольного мяча?
Но в игру неожиданно вмешался Пасынков. Как только Семенов или Тарасов начинали забавляться, он хватал одного из шутников в объятия, из которых ни тот ни другой при всей их ловкости вырваться не могли. И, ласково воркуя, успокаивая пленника разными нежными словами, относил во двор, на снег - поостудить пыл. Над остужаемыми смеялись - они оставили Парцевского в покое.
Перед Новым годом мы отправились в лыжный поход на двести километров. Почти все время лыжню прокладывал Пасынков. Добровольно взял на себя самую трудную работу. А погода выдалась вьюжная. Снегу намело много, да еще и неровно: то по насту легко скользишь.
То еле-еле через сугробы пробиваешься. Неоднократно несколько сильных ребят, хороших лыжников, предлагали Пасынкову смену. Он только улыбался, пожалуй смущенно:
- Ничего, я еще не устал.
Вроде бы извинялся? И как ни в чем не бывало шел дальше. Да знал ли он вообще, что такое усталость?
Однажды весь дневной переход тащил кроме своих еще винтовку и вещмешок Мелихова-тот с непривычки едва волок ноги. В другой раз Пасынков ненадолго оставил свое место прокладчика лыжни, чтобы устроить на сани Семенова-наш лучший гимнаст умудрился растянуть себе связки, а Пасынков заметил, что Лешка захромал.
Несмотря на то что шел впереди, он, как вожак собачьей упряжки, успевал следить за всеми и каждым в отдельности, а главное-вовремя помочь, если нужно. И когда но окончании лыжного похода наша школьная многотиражка назвала Пасынкова лучшим ударником, меня это уже не покоробило.
В ту первую нашу зиму Пасынков стал чемпионом летной школы по шахматам. Его не включили в число участников турнира - нас еще не знали. И мы лишь в качестве зрителей толпились в актовом зале. Но вот инструктор Рулев (он после четырех туров набрал наибольшее количество очков), красиво обыграв своего соперника, встал из-за стола под наши дружные аплодисменты. И победители щедры - предложил любительскую с кем-нибудь из новичков. Мы почти насильно вытолкнули Пасынкова. Случилось чудо - на двенадцатом ходу Рулев сдался. Конечно, потребовал реванша. И-проиграл вторую! Ее уже смотрел вместе со всеми начальник штаба школы-главный устроитель и один из участников турнира. Он спросил Пасынкова: