Оказывается, капитан Ренье уже не капитан. Оказывается, Ренье никакой не Ренье. Оказывается, он сын того самого раджи. Оказывается, это он всех убивал. Оказывается, ночью пароход чуть не погиб.
– Мы спали мирным сном в своих каютах, – с расширенными от ужаса глазами шептала Кларисса Стамп, – а этот человек тем временем вел корабль прямо на скалы. Представляете, что было бы дальше? Душераздирающий скрежет, толчок, треск разодранной обшивки! От удара падаешь с кровати на пол и в первый миг ничего не можешь понять. Потом крики, топот ног. Пол все больше и больше кренится на сторону. И самое страшное: пароход все время двигался, а теперь остановился! Все выбегают на палубу раздетые…
– №t me![29] – решительно вставила мадам Труффо.
– …Матросы пытаются спустить на воду лодки, – все тем же мистически приглушенным голосом продолжала впечатлительная Кларисса, не обратив внимания на реплику докторши. – Но толпы пассажиров мечутся по палубе и мешают. От каждой новой волны корабль все больше заваливается на бок. Нам уже трудно удерживаться на ногах, приходится за что-нибудь держаться. Ночь черна, море ревет, в небе гроза… Одну шлюпку, наконец, спустили на воду, но обезумевшие от страха люди так набились в нее, что она перевернулась. Маленькие дети…
– П-пожалуй, довольно, – мягко, но решительно прервал живописательницу Фандорин.
– Вам бы, мадам, морские романы писать, – неодобрительно заметил доктор.
Рената же так и застыла, схватившись рукой за сердце. Она и без того была бледной, невыспавшейся, а от всех этих известий совсем позеленела.
– Ой, – сказала она и повторила. – Он.
Потом строго попеняла Клариссе:
– Зачем вы рассказываете мне всякие гадости? Разве вы не знаете, что в моем положении нельзя такое слушать?
Барбоса за столом не было. Непохоже на него – завтрак пропускать.
– А где мсье Гош? – спросила Рената.
– Все есе допрасивает арестованного, – сообщил японец. В последние дни он перестал держаться букой и больше не смотрел на Ренату зверенышем.
– Неужели мсье Ренье признался во всех этих невообразимых вещах? ахнула она. – Он на себя наговаривает! Должно быть, просто помутился в рассудке. Знаете, я давно уже замечала, что он немного не в себе. Это он сам сказал, что он сын раджи? Хорошо, что не сын Наполеона Бонапарта.
Бедняга просто свихнулся, это же ясно!
– Не без того, сударыня, не без того, – раздался сзади усталый голос комиссара Гоша.
Рената не слышала, как он вошел. Оно и немудрено – шторм кончился, но море еще было неспокойно, пароход покачивался на сердитых волнах, и все время что-то поскрипывало, позвякивало, потрескивало. Пробитый пулей Биг-Бен маятником не качал, зато покачивался сам – рано или поздно этот дубовый урод обязательно грохнется, мимоходом подумала Рената и сосредоточилась на Барбосе.