Иначе конец, распад души».
Я даже не сразу понял, что имеет в виду этот мерзавец. Потом до меня дошло! Он вообразил, что вы, моя драгоценная Эмили, погибли? Это вы, беременная, выпали из коляски и расшиблись насмерть? Если бы я не был так возмущен, я расхохотался бы свихнувшемуся дипломату в лицо! Говорить такое – и как раз тогда, когда Вы с нетерпением ждете меня под лазоревым небом райских островов! С каждым часом я все ближе к Вам, моя нежная Эмили.
Теперь уже никто и ничто меня не остановит.
Только – странное дело – я никак не могу вспомнить, почему и как Вы оказались на Таити, да еще одна, без меня? Уж, верно, были на то какие-нибудь веские основания. Неважно. Мы встретимся, и Вы, милый друг, мне все объясните.
Однако возвращаюсь к своему рассказу.
Поднявшись в полный рост, который вдруг оказался не таким уж маленьким (поразительно, как много здесь зависит от осанки и посадки головы), миссис Клебер сказала следующее – обращалась она преимущественно к Фандорину:
«Все, что вы здесь наплели, – полнейший вздор. Ни одного доказательства, ни одной прямой улики. Сплошь предположения и ни на чем не основанные догадки. Да, мое подлинное имя – Мари Санфон, но ни один суд мира еще не мог предъявить мне обвинения. Да, на меня часто клеветали, против меня плели козни многочисленные враги, не раз на меня ополчалась сама судьба, но у меня крепкие нервы, и сломить Мари Санфон непросто. Я виновна только в одном – что без памяти полюбила преступника и безумца. Мы тайно обвенчались, я ношу под сердцем его ребенка. Это он, Шарль, настаивал на сохранении нашего брака в тайне. Если мой проступок является преступлением – что ж, я готова предстать перед судом присяжных, но можете быть уверены, мсье доморощенный сыщик, что опытный адвокат развеет все ваши химеры, как дым. Что, собственно, вы можете мне предъявить? То, что в юности я жила в монастыре серых сестер и облегчала муки страждущих? Да, мне случалось делать уколы, ну и что с того? Из-за душевных терзаний, вызванных навязанной мне конспирацией, из-за трудно протекающей беременности я пристрастилась к морфию, но теперь я нашла в себе силы избавиться от этой пагубной привычки. Мой тайный, но, учтите, вполне законный муж настоял, чтобы я отправилась в плавание под вымышленной фамилией. Так появился мифический швейцарский банкир Клебер. Меня очень мучил этот обман, но могла ли я отказать любимому? Я ведь не подозревала о его второй жизни, о его пагубной страсти, наконец, о его безумных планах!
Шарль сказал, что ему как первому помощнику капитана не пристало брать с собой в плавание супругу, однако пережить разлуку со мной он не в силах и волнуется за здоровье нашего дорогого ребенка, поэтому будет лучше, если я отправлюсь в рейс под вымышленным именем. Что же здесь преступного, спрошу я вас?