Ага, вот и вход в гардеробную.
Он скинул рубище и лапти, надел первый попавшийся мундир, сапоги подобрал по размеру – это важно. Скорей, скорей.
Когда бежал деловитой рысцой в обратную сторону, в глаза бросилась табличка «Экспедиция».
За стойкой сидел чиновник, сортировал конверты.
– Для капитана Певцова корреспонденции нет? – назвал Ахимас первую попавшуюся фамилию.
– Никак нет.
– А вы все-таки проверьте.
Чиновник пожал плечами, уткнулся носом в конторскую книгу, зашелестел страницами.
Ахимас незаметно взял со стойки казенный пакет с печатями, сунул за обшлаг.
– Ладно, не трудитесь. Позже загляну.
К японцу приблизился чеканным шагом, отсалютовал.
– Господин Маса?
Азиат вскочил, низко поклонился.
– Я к вам по поручению господина Фандорина. Фандорин, понимаете?
Японец поклонился еще ниже. Отлично, кажется, по-русски ни бельмеса.
– Вот письменное распоряжение забрать у вас портфель.
Ахимас протянул пакет и одновременно показал на портфель.
Японец заколебался. Ахимас ждал, отсчитывая секунды. В спрятанной за спину левой руке был зажат нож. Еще пять секунд, и надо будет бить. Ждать больше нельзя.
Пять, четыре, три, два…
Японец еще раз поклонился, отдал портфель, а пакет взял обеими руками и приложил ко лбу. Умирать ему, видимо, еще было рано.
Ахимас отдал честь, развернулся и вошел в приемную. По коридору уйти было невозможно – это показалось бы японцу странным.
Просторная комната. Впереди кабинет начальника – Фандорин наверняка там. Слева окно. Справа табличка «Секретная часть».
Адъютант маячил у двери начальника, что было кстати. Ахимас сделал ему успокоительный жест и нырнул в дверь справа. Там снова повезло – фортуна добрела прямо на глазах. Не кабинет, где пришлось бы импровизировать, а коридорчик с окнами во двор.
Прощайте, господа жандармы.
Ахимас Вельде переходит к последнему, третьему пункту своей программы.
* * *
На присутственный этаж генерал-губернаторского дома вошел бравый жандармский капитан, строго спросил у служителя, где кабинет надворного советника Хуртинского, и зашагал в указанном направлении, помахивая тяжелым портфелем.
Хуртинский встретил «срочного курьера из Петербурга» фальшиво-любезной улыбкой. Ахимас тоже улыбнулся, но безо всякой фальши, искренне – давно ждал этой встречи.
– Здравствуй, мерзавец, – сказал он, глядя в тусклые серые глаза господина Немо, лукавого раба monsieur NN. – Я – Клонов. Это – портфель Соболева. А это – твоя смерть. – И щелкнул навахой.
Лицо надворного советника сделалось белым-белым, а глаза черными-черными, потому что расширившиеся зрачки начисто съели радужную оболочку.