– Что ж, откровенно и благородно, – одобрил князь.
– Именно. А теперь зачту из субботней «Бёрзен курьер». – Караченцев взял другой листок. – M-м… Ну вот хоть бы отсюда: «Русский медведь более не опасен. Пусть панслависты плачут у гроба Соболева. Что касается нас, немцев, то мы честно в том сознаемся, что довольны смертью рьяного врага. Никакого чувства сожаления мы не испытываем. Умер единственный в России человек, который, действительно, был способен применить слово к делу…» И далее в том же духе. Какова цивилизованность, а?
Губернатор возмутился:
– Бесстыдство! Конечно, антигерманские настроения покойного известны. Все мы помним, что его парижская речь по славянскому вопросу произвела настоящий фурор и чуть не рассорила государя с кайзером. «Путь на Константинополь лежит через Берлин и Вену!» Сказано сильно, без дипломатий. Однако пойти на убийство! Неслыханно! Я немедленно сообщу его величеству! Мы колбасникам и без Соболева такую микстуру пропишем, что…
– Ваше сиятельство, – мягко остановил раскипятившегося губернатора Евгений Осипович. – Не дослушать ли сначала господина Фандорина?
Далее Эраста Петровича слушали не перебивая, однако его результирующее предложение – ограничиться установлением слежки за Кнабе – присутствующих явно разочаровало, о чем свидетельствовали их вышеприведенные реплики. Обер-полицеймейстеру Фандорин сказал:
– Арест Ванды означал бы скандал. Этим мы опорочим п-память покойного и вряд ли чего-нибудь добьемся. Только спугнем герра Кнабе. Да и потом, из подслушанного разговора у меня сложилось впечатление, что мадемуазель Ванда Соболева не убивала. Ведь никакого яда вскрытие п-профессора Веллинга не обнаружило.
– Вот именно, – значительно произнес Петр Парменович, обращаясь исключительно к князю. – Тривиальнейший паралич сердца, ваше сиятельство. Прискорбно, но случается. Даже и в столь цветущем возрасте, как у покойника. Я думаю, уж не ослышался ли господин коллежский асессор. Или, чего доброго, не прифантазировал ли? Вот ведь и сам признался, что с немецким не в ладах?
Эраст Петрович посмотрел на говорившего с особенным вниманием и ничего на это не ответил. Зато вскинулся рыжий жандарм:
– Какие там фантазии! Соболев был крепчайшего здоровья! На медведя с рогатиной ходил, в проруби купался! Что же получается, огонь под Плевной и туркестанскую пустыню прошел, а любовных игр не вынес? Чушь! Вы бы, господин Хуртинский, лучше городские сплетни собирали, а в шпионажные дела не лезли.
Столь открытая конфронтация Фандорина удивила, однако губернатор, кажется, к подобным сценам давно привык. Он примирительно поднял руки: