Смерть Ахиллеса (Акунин) - страница 46

Купец рявкнул:

– Мал ишшо, пущай жир нагуляет!

Повар обескуражено прижал к груди парнокопытное, а самодур, ударившись о косяк, вывалился в коридор.

Так, лихорадочно соображал Фандорин. Направо – это в вестибюль. Значит, службы и уборная Ванды налево.

Бегом бросился по коридору. За углом, в полутемном закутке раздался вскрик, там шла какая-то возня.

Эраст Петрович ринулся на шум и увидел, как рыжебородый, обхватив Ванду сзади, зажимает ей ладонью рот и тащит к горлу певицы узкую полоску стали.

Ванда вцепилась обеими руками в широкое, поросшее рыжеватыми волосами запястье, но расстояние между клинком и тонкой шеей быстро сокращалось.

– Стой! Полиция! – осипшим от волнения голосом крикнул Фандорин, и тут герр Кнабе проявил недюжинную быстроту реакции: толкнул барахтающуюся Ванду прямо на Эраста Петровича. Тот непроизвольно обхватил барышню за худые плечи, и она, вся дрожа, вцепилась в своего спасителя мертвой хваткой. Немец же в два прыжка обогнул их и помчался по коридору, на бегу роясь под мышкой. Фандорин заметил, как рука бегущего вынырнула с чем-то черным, тяжелым и едва успел повалить Ванду на пол, подмяв ее под себя. Еще секунда – и пуля пронзила бы обоих. На миг коллежский асессор оглох от грохота, наполнившего тесный коридор. Ванда отчаянно взвизгнула и забилась под молодым человеком.

– Это я, Фандорин! – пропыхтел он, приподнимаясь. – Пустите.

Он вскочил было на ноги, но Ванда, лежа на полу, крепко держала его за щиколотку и истерично всхлипывала:

– За что он, за что? Ой, не бросайте меня!

Выдергивать ногу было бесполезно – певица вцепилась и не выпускала. Тогда Эраст Петрович нарочито спокойным голосом сказал:

– Сами знаете, за что. Ну да бог милостив, обошлось.

Он деликатно, но твердо разжал ее пальцы и побежал догонять резидента. Ничего, у подъезда Клюев. Толковый агент, не упустит. Во всяком случае, задержит.

Однако, когда Фандорин выскочил из ресторанных дверей на набережную, оказалось, что дело обстоит из рук вон плохо. Кнабе уже сидел в английской одноместной коляске, так называемой эгоистке, и нахлестывал поджарого буланого конька. Конек замолотил по воздуху передними копытами и взял с места так резко, что немца отшвырнуло на спинку сиденья.

Толковый агент Клюев сидел на тротуаре, зажав руками голову, и между пальцев бежала кровь.

– Виноват, упустил, – глухо простонал он. – Я ему «Стой!», а он рукояткой в лоб…

– Вставай! – Эраст Петрович рванул ушибленного за плечо, заставил подняться. – Уйдет!

Сделав над собой усилие, Клюев мазнул по лицу бордовую жижу и боком-боком заковылял к пролетке.