– Так вы говорите, солидный человек? Поди, люди к нему приходили, деловые п-партнеры?
– Никаких-с. Только пару раз нарочные с депешами. По всему видно было, что человек приехал в Москву не по делам, а больше развеяться.
– Это по чему же «по всему»?
Кельнер заговорщицки улыбнулся и сообщил на ухо:
– Как прибыли, первым делом стали насчет женского пола интересоваться. Мол, какие на Москве есть дамочки пошикарней. Чтоб непременно блондинка, да постройнее, с талией-с. С большим вкусом господин.
Эраст Петрович нахмурился. Получалось что-то странное. Не должен бы «капитан Певцов» блондинками интересоваться.
– Он об этом говорил с вами?
– Никак нет-с, это мне Тимофей Спиридоныч рассказывали. Они у нас кельнером служили, на этом самом месте. – Он вздохнул с деланной грустью. – В субботу преставился Тимофей Спиридоныч, царствие ему небесное. Завтра панихида-с.
– Как так «преставился»? – подался вперед Фандорин. – От чего?
– Обыкновенно-с. Шел вечером домой, поскользнулся, да затылком о камень. Тут недалеко, в проходном дворе. Был человек и нету. Все под Богом ходим. – Кельнер перекрестился. – Помощником я у них состоял. А теперь повышение вышло. Эх, жалко Тимофея Спиридоныча…
– Значит, Клонов с ним про дамочек говорил? – спросил коллежский асессор, остро чувствуя: вот сейчас, сейчас спадет пелена с глаз и картина произошедшего откроется во всей своей ясной и логичной цельности. – А подробней Тимофей Спиридоныч не рассказывал?
– Как же-с, любил покойник языком почесать. Говорит, обозначил девятнадцатому (так мы про меж собой постояльцев называем, по нумеру-с) всех московских блондинок высокого классу. Больше всего девятнадцатый мамзель Вандой из «Альпийской розы» заинтересовался.
Эраст Петрович на миг закрыл глаза. Вилась-вилась веревочка, да вот и кончик показался.
* * *
– Вы?
Ванда стояла в дверях, кутаясь в кружевную мантилью и испуганно смотрела на коллежского асессора, чья мокрая кожаная куртка, отражая свет лампы, казалась обрамленной сияющим нимбом. За спиной позднего посетителя шелестела и двигалась стеклянная стена дождя, еще дальше чернела тьма. С куртки на пол стекали ручейки.
– Входите, господин Фандорин, вы весь промокли.
– Самое удивительное, – сказал Эраст Петрович вместо приветствия, – что вы, мадемуазель, до сих пор еще живы.
– Благодаря вам, – передернула тонкими плечами певица. – У меня до сих пор перед глазами нож, который все приближается, приближается к моему горлу… Я по ночам спать не могу. И петь не могу.
– Я имел в виду вовсе не герра Кнабе, а Клонова. – Фандорин в упор смотрел в огромные зеленые глаза. – Расскажите мне про этого интересного господина.