Гунтер уже занес ногу для следующего шага, надеясь придти на помощь святому отцу, но тут приключилась беда с остановившимся на полусогнутых ногах и держащим перед собой обнаженный меч сэром Мишелем. Рыцарь просто-напросто провалился сквозь землю. Волчья яма. Укрытая прутьями и старательно замаскированная листвой волчья яма. Судя по яростным ругательствам, донесшимся из недр, Мишель остался жив и невредим. Разве что ушибся сильно.
Значительно позже, этак через месяцок, Гунтер оценивал эту сцену как исключительно забавную. Один охотник болтается под ветвями дерева, прихваченный за одну ногу крепкой пеньковой веревкой, второй сидит в яме и вопит, будто еретик на инквизиционном суде, а третий…
Германец, мигом уяснив, что сейчас лучше вообще не шевелиться, а встать на месте как столб, превратился в аллегорическую фигуру Настороженности. Он понимал, что если сделает хотя бы одно лишнее движение, то попадет в следующую ловушку, устроенную гостем. Еще Гунтер заметил тонкую проволоку, натянутую над землей всего в полуметре от голенища его сапога. Это могло значить все, что угодно — от привязанных к ней колокольчиков, до сюрприза в виде противотанковой мины. Счастье, что умудрился не попасть в другие мышеловки, установленные хитроумным незнакомцем!..
«Дела… — отрешенно подумал Гунтер. — Как мы его недооценили! Если бы я оказался в его положении, то никогда бы не додумался сделать круг ловушек возле своего „Юнкерса“. Теперь понятно, зачем он покупал веревки в деревне. Так… Черт возьми, где он может находиться сейчас? Я бы просто сидел в кустах, тихонько хихикая, и любовался бы на творение своих рук. Как угодно, но я должен вступить с ним в контакт. Пусть он даже не знает немецкого языка. В конце концов, отца Колумбана жалко — не может пожилой человек долго болтаться между небом и землей.»
Поэтому Гунтер принял самое немудреное решение: сел на землю, демонстративно отстегнул с пояса кобуру, поднял ее над головой, показывая неизвестно кому и отбросил в сторону. Метра на три-четыре.
— Эй, — прокричал он на своем родном языке. — Выходи! Мы сдаемся!
Тишина. Но германец неким шестым чувством ощутил присутствие другого человека. Он был совсем рядом. Буквально в нескольких шагах.
— Ты говоришь по-немецки? — Гунтер внимательно огляделся, стараясь не обращать внимания на мученические стоны отца Колумбана, уцепившегося за ствол дерева да так и застывшего в позе жука, ползущего по травинке, и гневные ругательства молодого Фармера. — Я раньше жил в двадцатом веке! В Германии! Я офицер Люфтваффе!