— Да, — ответил я снова, стараясь не скомпрометировать себя многословием.
Я не был уверен, что смогу заставить не задрожать свой подбородок. Накрапывал дождь. Вдруг прозвенел гонг, оповещая провожающих в каютах. Воздух наполнился патетикой прощания, клятвами, долгими поцелуями, поспешными наставлениями, произносимыми сдавленным голосом. Мать бросалась к сыну, жена обнимала мужа, друг — своего друга. Казалось, они расставались навеки. Похоже, эта недолгая разлука напоминала им о другой, вечной. И снова от кормы к носу во влажном воздухе разнесся слабый звук гонга, напоминавший похоронный колокол. Я затрепетал.
Мой друг наклонился:
— Послушай, — сказал он тихим голосом, — нет ли у тебя плохого предчувствия?
— Да, — ответил я.
— И ты веришь в этот вздор?
— Нет, — проговорил я с уверенностью.
— Тогда что же?
Не было здесь никакого «что же». Я не верил, но мне было страшно.
Мой друг слегка коснулся левой рукой моего колена, как привык это делать в самые задушевные минуты наших бесед. Мысленно я побуждал его подарить мне хоть какую-то надежду на будущее, он же медлил, сопротивлялся, но в конце концов сдался, и тогда он тронул мое колено, словно хотел сказать: «Я сделаю то, что ты хочешь, во имя дружбы…».
Веки его вздрогнули. Он вновь смотрел на меня. Поняв, что я взволнован, он не решился использовать наше любимое оружие — смех, улыбку, иронию.
— Хорошо, — сказал он. — Давай твою руку. Если один из нас будет находиться в смертельной опасности… Он замолчал, словно устыдился. Мы уже долгие годы высмеивали приверженцев метафизики, равно как и вегетарианцев, спиритуалистов, теософов и эктоплазмиков.
— Тогда? — спросил я, силясь догадаться.
— Пусть это будет своего рода игрой, хорошо? — сказал он, торопясь выбраться из этой опасной фразы, в которой все больше увязал. — Если одному из нас будет угрожать смертельная опасность, пусть он подумает о другом, чтобы предупредить его, где бы он ни находился… Согласен?
Он попытался засмеяться, но губы его, будто скованные холодом, не шевельнулись.
— Согласен, — сказал я.
Опасаясь, что слишком выдал свое волнение, мой друг поспешил добавить:
— Я, конечно, не верю в какие-то там связи душ…
— Ничего, — прошептал я. — Пусть так…
— Ну хорошо! Тогда пусть так. Примем эту игру. Согласен?
— Согласен, — ответил я.
Такими были наши последние слова. Мы обменялись рукопожатием, не сказав больше ни слова, наши горячие пальцы соединились, затем мы резко отдернули свои руки, и я пошел быстрым шагом, не оборачиваясь, словно меня преследовали. Мне хотелось в последний раз взглянуть на своего друга, но я сдержался. «Не оглядывайся! — приказал я себе. — Шагай»