Теперь железная женщина Несвицкая, бывшая тюремная затворница, полюбившая в своем Эдинбурге хирургические операции. Незаурядная особа, просто не знаешь, на что такая способна и чего от нее можно ожидать. Вон как глазами-то высверкивает.
Тут «незаурядная особа» немедленно подтвердила, что, действительно, способна на непредсказуемые поступки.
Ее звенящий голос нарушил могильную тишину:
– Знаю, в кого вы нацелили, господин опричник! – крикнула Несвицкая следователю. – Куда как удобно! «Нигилистка» в роли кровожадного чудовища! Хитро! Особенная пикантность в том, что женщина, да? Браво, далеко пойдете! Знала я, на какие преступления способна ваша свора, но это уже за всеми мыслимыми пределами! – Внезапно докторша ахнула и схватилась рукой за сердце, словно потрясенная озарением. – Да ведь это вы! Вы сами! Как я сразу не поняла! Ваши заплечных дел мастера несчастных этих и накромсали – а что, вам ведь «отбросов общества» не жалко! Чем их меньше, тем для вас проще! Подлецы! В «Кастиго» решили поиграть? Одним камнем двух зайцев, да? И бродяг поубавить, и на «нигилистов» тень бросить! Неоригинально, зато действенно!
Она ненавидяще расхохоталась, запрокинув голову. Стальное пенсне слетело, заболталось на шнурке.
– Молчать! – взвизгнул Ижицын, очевидно, опасаясь, что выходка Несвицкой сорвет ему всю следственную психологию. – Немедленно молчать! Оскорбления власти не допущу!
– Убийцы! Скоты! Сатрапы! Провокаторы! Мерзавцы! Губители России! Упыри! – кричала Несвицкая, и по всему было видно, что запас бранных слов в адрес блюстителей порядка у нее изрядный и иссякнет нескоро.
– Линьков, Приблудько, заткнуть ей рот! – окончательно вышел из себя следователь.
Городовые нерешительно двинулись к акушерке, взяли за плечи, но, кажется, не очень знали, как приступить к затыканию рта приличной дамы.
– Будь ты проклят, зверь! – возопила Несвицкая, глядя Ижицыну в глаза. – Сдохнешь жалкой смертью, от собственных козней своих сдохнешь!
Она вскинула руку, наставив палец прямо в лицо важнейшему следователю, и тут вдруг грянул выстрел.
Леонтий Андреевич подскочил на месте и пригнулся, схватившись за голову. Тюльпанов захлопал глазами: неужто можно застрелить человека пальцем!
Раздался заливистый, безудержный хохот. Бурылин махал руками и тряс бородой, не в силах справиться с приступом безудержного веселья. Ах вон что. Оказывается, это он, проказник, втихомолку, пока все смотрели на Несвицкую, надул бумажный пакет, да и грохнул его об столик.
– А-а-а!!! – взвился к потолку нечеловеческий вопль, заглушивший смех фабриканта.