– Я, признаться, больше насчет людской злобы тревожусь. Вон уж второй час пополуночи, а его все нет. Спасибо за угощение, Ангелина Самсоновна, пойду я. Если Эраст Петрович появится, уж пошлите за мной – очень прошу.
Тюльпанов шел обратно, думал об услышанном. На Малой Никитской, под газовым фонарем, подлетела к нему разбитная девица – в черных волосах широкая лента, глаза накрашены, щеки нарумянены.
– Приятного вам вечера, антиресный кавалер. Не пожелаете ли девушку водкой-ликёром угостить? – Поиграла насурьмленными бровями, жарко прошептала. – А уж я бы тебя, красавчика, отблагодарила. Так бы осчастливила, что век бы помнил…
Ёкнуло у Тюльпанова где-то в самой глубине естества. Недурна собой была гулящая, очень даже недурна. Но с последнего грехопадения, на масленой, окончательно зарекся Анисий от продажной любви. Скверно потом, совестно. Жениться бы, да Соньку куда денешь?
Анисий сказал с отеческой строгостью:
– Поменьше шлялась бы в ночное время. Не ровен час, налетишь на какого-нибудь душегуба полоумного с ножиком.
Однако разбитная девица нисколько не растрогалась.
– Ишь, заботливый, – фыркнула она. – Небось не зарежут. Мы под присмотром – дролечка приглядывает.
И точно, на той стороне улицы, в тени виднелся силуэт. Поняв, что замечен, «кот» неспешно, враскачечку подошел. Шикарный был «котище»: бобровая шапка спущена на глаза, шуба залихватски распахнута, белоснежное кашне в пол лица и гамаши тоже белые.
Заговорил с ленцой, блеснула золотая фикса:
– Я, сударь, извиняюсь. Вы или берите барышню, или идите себе куда шли. Неча трудовой девушке время отымать.
Девка смотрела на своего покровителя с обожанием, и это разозлило Тюльпанова еще больше, чем наглость сутенера.
– Ты мне поуказывай! – засердился Анисий. – Я тебя живо в участок доставлю.
«Кот» быстро двинул головой влево-вправо, увидел, что улица пуста, и, еще ленивей, с угрозой, осведомился:
– А доставлялка не обломается?
– Ах вот ты как!
Одной рукой Анисий схватил мерзавца за рукав, другой рванул из кармана свисток. За углом, на Тверском, пост городового. Да и до Жандармского управления рукой подать.
– Бежи, Инеска, я сам! – приказал золотозубый.
Девка тут же подобрала юбки и припустила со всех ног, а зарвавшийся «кот» сказал голосом Эраста Петровича:
– Ну будет дудеть-то, Тюльпанов. Уши от вас з-заложило.
Пыхтя и звеня сбруей, бежал городовой, Семен Лукич.
Шеф сунул ему полтинник:
– Молодец, быстро бегаешь.
Семен Лукич монету у подозрительного человека не взял, вопросительно взглянул на Анисия.
– Да-да, Сычов, иди, братец, – смущенно сказал Тюльпанов. – Извини, что зря обеспокоил.