– По разработанной диспозиции вам, милейший Эраст Петрович, отводится почетная роль живца. Будете сидеть на скамеечке, якобы поджидая меня. Пусть БГ на вас клюнет, подберется поближе. Пока не появлюсь я, убивать они вас не станут. Все-таки, прошу прощения за нескромность, полицейский вице-директор для них добыча полакомей, чем чиновник, хоть бы даже и особых поручений. Я же предстану их взорам не раньше, чем капкан захлопнется. Поступлю по всей законности – предложу супостатам сдаться. Сдаваться они, конечно, и не подумают, но мое объявление будет вам сигналом, что пора прыгать в укрытие.
– В к-какое укрытие? – прищурил голубые глаза Фандорин, которому показалось, что план Глеба Георгиевича хорош решительно всем кроме одного: некоему статскому советнику путь из Брюсовского сквера выходил прямиком на погост.
– А вы думали, я вас решил под пулями оставить? – даже обиделся Пожарский. – Там уже всё подготовлено, самым наилучшим образом. Вы садитесь на третью скамью от входа. Справа от нее сугроб. Под снегом яма. Собственно, там начинается канава, тянущаяся до самого переулка. Собираются прокладывать канализационные трубы. Канаву я велел прикрыть щитами и сверху засыпать снегом, ее теперь не видно. Но под сугробом, что возле скамейки, только тонкая фанера. Как только в сквере появляюсь я, вы немедленно прыгаете прямо в снег и на глазах у потрясенных террористов проваливаетесь сквозь землю. Потом канавой пробираетесь под полем брани до переулка и вылезаете живой и невредимый. Каков план? – горделиво спросил князь и вдруг забеспокоился. – А может быть, вы все же нездоровы? Или не хотите подвергать себя такому риску? Если боитесь – говорите прямо. Не нужно бравировать.
– Хороший п-план. И риск вполне умеренный.
Фандорина сейчас одолевали чувства посильнее страха. Грядущая операция, риск, пальба – всё это было пустяками по сравнению с тяжестью, которая навалилась на Эраста Петровича: вторжение боевиков не куда-нибудь, а именно в шестой номер, могло иметь только одно объяснение…
– Имеется предложение, – сказал князь, выудив из жилетного кармана за цепочку часы. – Время, правда, уже позднее, но вы, я полагаю, выспались, а мне перед серьезной операцией уснуть никогда не удается. Нервы. Давайте-ка наведаемся к нашей милой затворнице. Я покажу вам ее при свете. Обещаю грандиозный эффект.
Статский советник стиснул зубы. Только теперь, после этих слов, произнесенных, как ему показалось, с деланной небрежностью, с глаз бедного Эраста Петровича окончательно упала пелена.
Боже! Неужели ты можешь быть так жесток?