– За-зачем? П-почему? Я ведь и так хотела, сама…
Подумала: как странно, теперь я заикаюсь, а он нет.
– После, после, – сказал ей Гэндзи.
Осторожно поднял барышню на руки, понес вверх по лестнице.
Коломбина прижалась головой к его груди Ей сейчас было очень хорошо. И держал он ее удобно, правильно. Будто специально учился носить на руках обессилевших девушек.
Она прошептала:
– Я кукла, я кукла.
Гэндзи нагнулся, спросил:
– Что?
– Вы несете меня, как сломанную куклу, – объяснила она.
Четверть часа спустя Коломбина, одна, сидела в кресле с ногами, завернутая в плед, и плакала.
Одна – потому что Гэндзи, укутав ее, отправился за доктором и полицией.
С ногами – потому что весь пол был мокрый, из ванной натекло.
А плакала не от страха (Гэндзи сказал, что больше ничего страшного не будет) – от горя. У нее на коленях узорчатой ленточкой лежал храбрый Люцифер, недвижный, бездыханный.
Коломбина гладила своего спасителя по шершавой спинке, всхлипывала, шмыгала носом.
Но когда повернулась к зеркалу, плакать перестала.
Увидела: на лбу багровая ссадина, нос распух, глаза красные, по шее пролегли синие полосы.
Пока не вернулся Гэндзи, нужно было хоть как-то привести себя в порядок.
III. Из папки «Агентурные донесения»
Его высокоблагородию подполковнику Бесикову (В собственные руки)
Милостивый государь Виссарион Виссарионович!
Эпопею с «Любовниками Смерти» можно считать завершенной. Постараюсь изложить Вам события минувшего вечера, не упуская ничего существенного.
Когда все мы в обычный час собрались у Просперо, я сразу же понял: случилось нечто из ряда вон выходящее. Председательствовал не Благовольский, а Заика, и вскоре стало ясно, что наш дож низвергнут, и бразды правления взял в свои крепкие руки новый диктатор. Правда, ненадолго и лишь для того, чтобы объявить сообщество распущенным.
Именно от Заики мы узнали о невероятных событиях минувшей ночи. Пересказывать их не буду, поскольку Вы несомненно обо всем уже осведомлены из Ваших источников. Полагаю, что московская полиция и Ваши люди разыскивают Заику, чтобы допросить его о случившемся, однако я Вам в этом малопочтенном деле не помощник. Мне совершенно очевидно, что этот человек действовал правильно, и если он не хочет встречаться с представителями закона (а именно такое впечатление создалось у меня из его слов), это его право.
Неизбежность убийства, совершенного при самообороне, подтвердила и Коломбина, едва не павшая от руки спятившего Калибана (того самого соискателя, которого в прежних своих донесениях я именовал Бухгалтером – его настоящее имя Вам тоже наверняка уже известно). Шея бедной девушки, еще хранящая следы совершенного над ней насилия, была закрыта шарфом, на лбу сквозь толстый слой пудры просвечивал кровоподтек, а ее голос, обычно такой звонкий, совсем осип от отчаянных криков о помощи.