И вот однажды вечером, когда они сидели за рюмкой портвейна, пастор неожиданно протянул руку сэру Гектору и сказал:
– Думаю, что вы славный человек, Гектор, и сделаете мою Грейс счастливой. Женитесь на ней так скоро, как вы оба сочтете возможным, а что касается меня, то чем скорее это будет, тем лучше.
– О, сэр, как вы великодушны!
– Нет, это не великодушие, а предусмотрительность. Я вам говорил, что хотел бы увидеть дочь замужем, прежде чем умру. Ну, вот, когда я позавчера был в Лондоне, то по совету здешнего врача проконсультировался со специалистом, и он сказал, что здоровье мое совсем не так хорошо, как я предполагал.
– Сэр, надеюсь, нет ничего опасного!
– Я тоже надеюсь, Гектор, но должен действовать, как если бы специалист был прав. Он не сказал ничего определенного, а человек и смертельная болезнь могут иногда сосуществовать долгое время, так что – ни слова Грейс, чтобы не взволновать ее. Я не хотел бы, чтобы ясное утро ее молодости было омрачено страхом за меня. Можете ей сказать, что вы мне нравитесь, и я именно вас хочу видеть своим зятем, и никого больше. А ей я скажу, чтобы она занялась приданым.
Потребовалось много уговоров со стороны отца и Гектора, чтобы Грейс, наконец, согласилась на скорый брак. Она была уверена, что отцу не хочется с ней расставаться. Последнее время, к тому же, он плохо выглядел. Он больше не ездил верхом рано утром, а пастор очень любил такие ранние прогулки, и она обычно составляла ему компанию. Они скакали рядом по зеленой опушке соснового леса и дышали свежестью наступающего дня. Теперь он ездил только в двуколке, и слуга вел на поводу его любимого жеребца, не признававшего прежде ничьей руки, кроме хозяйской. Грейс стала беспокоиться, но отец смеялся над ее опасениями.
– А ты думала, что я никогда не состарюсь, Грейси?
– Но так быстро, папа! Во всяком случае, это должно быть лет через девять-двенадцать. Ведь еще в прошлом году все удивлялись, как ты молодо выглядишь и не только не старишься, но словно молодеешь:
– Это было прошлом летом, Грейси, но «Où sont les neiges d'antan».[3] Разве ты не знаешь, что когда время словно замирает на месте, и мы не замечаем никаких перемен, то потом оно пускается вскачь, словно наверстывая упущенное? Песок в часах времени сыплет непрестанно, его коса, любимая моя девочка, косит медленно, но верно, медленно – и очень верно. Но я буду счастливым стариком, когда моя дорогая дочка выйдет замуж за своего избранника.
– Но если ты считаешь себя стариком, значит, мне не надо выходить замуж, – сказала, надувшись, Грейс, – если ты старик, значит, тебе нужна дочь – старая дева, чтобы ухаживать за тобой, и значит я никогда не выйду замуж!