— У кого есть зажигалка? — послышался голос Максима.
Настя вслепую залезла в сумку, нащупала зажигалку и протянула на голос. Глаза почему-то открывать не хотелось. Их руки коснулись друг друга — и это было словно удар под дых. Дыхание перехватило от странной душевной боли, от резкого, как хук слева, желания.
Настя все-таки прищурила один глаз и сказала:
— Не потеряй, она у нас единственная.
Позже они отобрали надувное колесо у знакомых, нашедшихся здесь у Гриши, и бросились в воду. Настя захватила колесо и отбивалась от нападений, но промчался катер, поднял волну, она перевернулась и рухнула на Максима. Он коснулся ее целых три раза!
Двумя руками за талию, а ее бедро проехалось по его ноге. Руки переплелись, когда они спасали чужое колесо. Одна рука — на ее стопе, другая — в ладони, когда он помогал ей влезть обратно.
Галя-ундина вынырнула из ниоткуда и тут же обозначила приоритеты — повисла на муже и уволокла его куда-то. Наверное, на дно, к жабам и змеям.
Честное слово, детский сад! Ведь Настя не просто так опрокинулась — нарочно упала в его объятия. Вот на какие хитрости приходится идти взрослой женщине, чтобы всего-то коснуться мужчины!
Можно было, конечно, задушить это не раскрывшееся чувство на корню, но не могла она бороться с желанием — оно было слишком сильным. Уложило ее на обе лопатки.
Потом они сидели под тентом и потягивали коктейли. Гриша заснул.
Галя устроилась чуть в стороне от Максима и зыркала по сторонам. Видимо, она была из тех женщин, что стыдятся нежности, сексуальных полунамеков, близости — все это ей заменяли строгость, придирчивость и какая-то сучья ревность собаки к своим детенышам. Не было у них ни влюбленных взглядов, ни случайных касаний, что так много значит для парочек.
Ну, почему Галя? Почему он выбрал ее, а не тихое бледное создание, которое возбуждается от рецептов и пеленок?
Хотя, возможно, ранить такое вот создание Настя бы постеснялась, а вытравливать из Максима эту жуткую Галю было не стыдно, не безнравственно.
Они вернулись на дачу, и ловкая Настя умудрилась столкнуть Галю с соседкой, такой же местечковой кикиморой. Девицы сдружились и отправились к соседке на чай.
А Настя, Гриша и Максим отлично поработали в беседке, под люстрой с шелковым абажуром, за обеденным столом, на который Вера Ивановна накинула тяжелую бархатную скатерть с бахромой — трофей, вывезенный с парижского блошиного рынка. Беседка превратилась в кабинет, и горели свечи, и чирикали птицы, одной из которых, возможно, был соловей, и в зрачках отражалось пламя — и в этом сумрачном свете расцветали любые надежды, как бывает только летними вечерами.