— Холодно? — то ли спросила, то ли заметила Оксана.
— Ерунда!
Даша скинула с себя одежду и бросилась в воду. Оксана тоже разделась, но осторожно, оглядываясь по сторонам, и бочком пробралась к реке.
Вода была холодной. Но не смертельно. К ней даже можно было привыкнуть. Немного поплескавшись, они выскочили на берег, и Даша протянула Оксане бумажные салфетки — достаточно большие: пачки хватило, чтобы вытереться. Кое-как натянув одежду на влажное тело, они завернулись в плед и уставились на звезды.
— Даш… — позвала Оксана.
Та не отвечала. Ждала.
— Объясни мне, — сказала Оксана в надежде, что та поймет.
— Ну-ну… — усмехнулась Даша. — Ненавижу недомолвки. Ты можешь уволиться. Твое право. Но какой в этом смысл? Ты же наверняка хочешь написать книгу…
— Что?! — подалась вперед помощница.
— Оксан… — протянула Даша. — Я не такая тупая, как кажется. И я тебя сто лет знаю. Я даже знаю, как ты боишься. И могу тебе помочь.
— Почему это?
— Потому это, — передразнила Даша, — что я просто не выношу, когда талант зарывают в землю. Когда даже не пытаются. И потому это, что в одном из кругов ада мучаются поэты, не написавшие ни одной строчки. Вот я хотела спросить: чем я тебя раздражаю? Что я такого делаю?
— Не знаю. Может, я просто тебе завидую, — призналась Оксана.
— И правильно делаешь! — хохотнула Даша. — А если серьезно, то любое безумие — лишь фарс. Есть глубоко несчастные люди, которые не могут по-другому, а есть клоуны вроде меня, которым нравится удивлять. Возмущать и раздражать. Это я. Меня всегда влекло искреннее безумие, но один раз я была сумасшедшей и больше не хочу.
— То есть?..
— После смерти мамы я рехнулась. В прямом смысле. Все было так плохо, что меня кормили литием. А после лития ты от депрессии переходишь к эйфории, когда тебе кажется, что ты всесильна, все можешь, но со стороны это выглядит так, словно переусердствовала с амфетаминами.
— Я не знала…
— Да никто не знал. На самом деле никому не интересно, что ты сходишь с ума. Это грустное зрелище.
Оксана была на похоронах ее матери. И даже умудрилась обидеться на Дашу, хотя это и было откровенно глупо. Даша словно никого не замечала, кивнула ей, кажется, а может, ее соседу, а Оксана уже воображала, как Даша рыдает у нее на груди… Наверное, она всегда хотела быть ее подругой. И это раздражало, потому что в таком желании было нечто от рабской покорности, слепое восхищение…
Кумиров необязательно придумывать — иногда они сами находят тебя, и ты ничего не можешь с этим поделать.
Наверное, даже в своем сумасшествии Даша была очень сильной. Не сдалась. Поднялась.