– Не скрою, он был сильнее, нежели я ожидал, но мои раны принесли совсем не то, чего он желал! Я страдал, я скрывался в пещерах, я лечил эти раны и постиг слишком многое, чтобы сожалеть о них. Я беседовал с теми, чье существование для всех вас невозможно, я видел такое, от одного взгляда на что ты потерял бы остатки рассудка!
– Может быть, это пригодится для твоей книги? – спросил Бофранк насколько мог спокойно. Тьма вокруг, казалось, все более сгущалась, становясь почти осязаемой. Факел шипел и потрескивал; субкомиссар вдруг с ужасом подумал, что случится, если факел погаснет.
– Никакая книга не объемлет того, что мне ведомо. Но хватит болтать! Ты нужен мне, не скрою, и даже прошу простить мне несдержанность, что проявил я в самом начале нашей беседы. Я знаю, что тебя прислал Баффельт, который ищет схватить и уничтожить меня. Через твое посредство я хочу предложить Баффельту мир. Такой мир, который устроит меня и его – временно, конечно же, временно, но для каждого из нас отпущенный срок будет значить разное. Пусть он живет, пусть набивает свой жирный живот, пусть командует своими жалкими миссерихордами, которые служат невесть кому в своих деяниях… Я выжду.
– Почему же ты сам не скажешь Баффельту, что хочешь?
– Я не могу пробраться туда, – признался упырь. – Их много, они сильны, а я не хочу до поры рисковать. Как видишь, я откровенен с тобой; я могу даже пообещать тебе не трогать тебя и твоих друзей – всех, кого сочтешь нужным. Скажи ему, объясни ему, испугай его. И скажи своей девке, объясни ей, испугай ее. Пока я не обращаю на нее внимания, но…
– Но ты продолжишь убивать?
– А кого здесь жалеть? Ты, сын декана, субкомиссар Секуративной Палаты, дворянин, печешься о жалких отбросах, которые плодятся, как и живут, подобно свиньям?
– Я просмотрел отчеты – ты убил уже девятерых детей.
– Дети стали бы взрослыми, – пожал плечами упырь, – а для меня нет никакой разницы, на какой стадии они послужат мне.
– Третья Книга, так ведь? – спросил Бофранк. – «А дары будут голова, да рука, да сердце, да кишка, да что еще изнутри. И тлен будет, и сушь будет, и мрак ляжет».
– Ты знаешь? Ах да, это тоже сказала тебе она. Тогда тебе легче будет осознать, что я могу сделать и что я сделаю – с тобой или без тебя, с Баффельтом или без оного. Дело лишь в сроках, мой друг. В сроках. И для тебя они означают жизнь, а для меня – лишь досадное промедление, которое я, однако ж, могу стерпеть.
– Могу ли я знать, лжешь ли ты, правдив ли?
– Ты не веришь мне? Что ж, и тут ты прав. Пойми же: мне нет нужды в твоей смерти, в смерти Баффельта и даже в смерти этой девки, что полагает себя сведущей во всем. Я подожду еще десять, двадцать, тридцать лет.