Я тупо обвел взглядом комнату, мельком отметив штукатурку на полу; завершив осмотр, остановил взгляд на столе и обнаружил на нем Единорога без ножен.
Только ты, дружище, у меня и остался… Все остальные предали однорукого Чэна — и задира Фальгрим, и эмир Дауд, и злой шутник Друдл Муздрый, и угрюмый Коблан, и Чин Черный Лебедь, и даже мой дворецкий Кос ан-Танья — который, как я думал раньше, в принципе не способен на предательство… как и Чин, как и Фальгрим, как и угрюмый кузнец Коблан…
Железная перчатка помимо моей воли легла на рукоять Единорога. Приучили все-таки, гады!
Ну и ладно. Пусть…
И все же я не понимаю — зачем?
Зачем им это нужно?..
2
…Вначале все шло более или менее нормально. Насколько нормальной может быть жизнь однорукого калеки с мертвой железкой на культе; жизнь в чужом доме; жизнь, которую и жизнью-то назвать трудно.
Так — существование.
Но тем не менее, ничем особенным мое существование в доме Коблана поначалу отмечено не было.
Мне было все равно. Я равнодушно клал ладонь железной руки на рукоять Единорога, ничего при этом не ощущая, кроме смутного раздражения. Иногда я забывал это делать — и тогда мне вежливо напоминали. Я согласно кивал, вновь неловко пристраивал мертвые пальцы на рукояти меча и шел дальше. Или продолжал стоять. Или сидеть. Или лежать.
Чаще — лежать.
Я лежал, и мыслей не было, и чувств тоже почти не было — но что-то все же во мне оставалось, потому что все чаще я думал об оставшемся дома ноже для одного-единственного ритуала.
О пропуске на ту сторону.
«Кусунгобу лежит на пороге двери, ведущей в рай».
Где это я слышал? Или читал?
Не помню.
Мне было плохо. Может быть, в раю будет лучше?..
3
В тот день я, наконец, решился. Не с самого утра — уже ближе к вечеру.
Я нашел Коблана в кузнице, деликатно тронул его за плечо левой рукой, и, когда кузнец обернулся, без всякого выражения сказал:
— Мне пора, Коблан. Я возвращаюсь домой.
И пошел к выходу.
Кузнец неожиданно оказался передо мной, загораживая путь. Он был вежлив, но настойчив. И почему-то старался не смотреть мне в глаза.
Потом я понял — почему. Но потом было поздно.
А тогда было еще не поздно. Но я этого не знал. Я согласился, что на улице уже в самом деле темно, и дом мой неблизко, и лошади у меня под рукой нет, и…
Я согласился, что и впрямь могу подождать до утра, проведя еще одну ночь в доме Коблана.
Это ничего не меняло — я ведь уже РЕШИЛ.
Спал я спокойно — как человек, сделавший свой выбор.
С рассветом я встал, кое-как облачился в свою привычную одежду — сидела она не так, как следовало, но это не имело никакого значения — прицепил к поясу ножны с Единорогом и направился к двери.