– Ошибаешься. Если я не стал возвращать владения Тальви, то до герцогского титула мне и вовсе дела нет.
– Угу. Не хочешь становиться в один ряд с претендентами.
– Ничего ты не поняла! – Мерсер умолк, не желая давать волю раздражению. В наступившей тишине снова прокатился раскатистый треск – на этот раз со стороны порта – и вопли.
Анкрен выглянула в окно.
– Дождь перестал. Как бы они там пожара не учинили. Зря думают, что в сырую погоду пожаров не бывает.
То, что она поспешила сменить тему, насколько знал Мерсер ее характер, означало попытку примирения. И Мерсер ею воспользовался.
– Ты ничего не сказала о письме Гарба.
– А что говорить. Ни Вендель, ни Роуэн там не упоминаются.
– Вряд ли Гарб мог написать об этом напрямую.
– Он достаточно умен, чтобы дать понять обиняком.
– Согласен. Значит, их фамилии в самом деле не всплывали.
– И Роуэн может благополучно вернуться в Нессу. Так что же он медлит?
– На его месте я бы вернулся именно на этих днях, – медленно произнес Мерсер. – Незаметно. Пока в Нессе все заняты чем угодно, а не особой Марсиаля Роуэна.
– Кроме нас с тобой.
– Кроме нас.
Они посмотрели друг на друга. Анкрен, как водится, не выдержала первой.
– Так что ж мы сидим? Пойдем и проверим.
На сей раз Мерсер не склонен был оспаривать ее стремление чуть что срываться с места и бежать навстречу событиям.
– Хорошо. Только нужно достать оружие. И в эту ночь я – не обессудь – надену маску.
На улицах было множество народу. Больше, может быть, чем в масленичные ночи других лет. Люди обрадовались перерыву между ливнями и поспешили выбраться из четырех стен на волю. Почти все были в масках, и в отличие от Фораннана, где предпочитали личины зверей, птиц или бесов, здесь надевали маски бархатные, шелковые или кожаные, всех возможных цветов. Они были больше, чем маски «повседневные», закрывали три четверти лица и зачастую украшались золотом, серебром, бисером или бахромой. Особенно женщины усердствовали по этой части. Даже самые бедные весь год откладывали деньги на маску и наряд, а так как вкусы у горожанок разных сословий были примерно одинаковые, то в Нессе сетовали, что во время Масленицы невозможно отличить знатную даму от торговки апельсинами. Впрочем, жалобы эти звучали не очень искренне.
Воздух был влажен, и порывы ветра добавляли в него пронзительный запах морской соли, нежный аромат зацветающих садов, чад жареного мяса и рыбы. Доносил ветер и обрывки песен. «Кровавую Масленицу» орали и здесь, но справедливости ради надо заметить, что ночные гуляки предпочитали что-нибудь более легкомысленное.