– Только что здесь был Оскар, и знаете, о чем он битый час мне рассказывал? О фазах Рамнусии!
Неясно было, к кому обращается Эмма – расположившемуся рядом Андерсону, к Монтериану, занятому решением шахматной задачи, или к самому Крамеру.
Вероника, как всегда, копалась в книгах.
– Ты бы шла, выспалась после смены, – сказал ей Андерсон.
– Не хочу.
Разговор происходил примерно сутки спустя по земному времени. Шульц прибыл, но он-то сейчас как раз отсыпался.
– Правильно, Вероника, – Монтериан, второй врач Станции, оторвался от шахмат, – на сон уходит слишком много времени. Того, что мы тратим на сон, хватило бы еще на одну жизнь.
– А вы уверены, что что человеку нужна еще одна жизнь? – подкинул ему реплику Крамер.
– А вы у людей поспрашивайте.
– Точно, – сказал Андерсон. – Каждый бы согласился прожить подольше. Если, конечно, не стареть. Иначе все ни к чему.
– И какой же допустимый предел? Вот вы, Эмма, как думаете?
– Ну, это извините, Раф, спрашивать женщину о возрасте!
Поняв, что Вероника сама в разговор не включится, Крамер прямо адресовался к ней:
– А вас эта тема совсем не интересует?
– Когда-то интересовала. – Она провела пальцами по корешкам книг. – Даже кое-что почитывала. Потом бросила. Слишком уж много об этом написано. Впрочем, кажется, ничего нельзя сказать, чтобы не найти этому аналогию в истории, в философии, в литературе. Так вот, о долголетии. Один великий писатель прошлого в свое время утверждал, что человек должен и может жить не менее трехсот лет. Причем средство для этого он указал самое простое – нужно просто не хотеть стареть и умирать. Этот писатель и сам прожил довольно долго – ну не триста лет, а около ста… А другой гений, его современник, возразил: человеку отпущен совершенно достаточный срок, дальше настали бы скука и опустошение… Этот писатель, кончено, умер весьма молодым. Кстати, Эмма, оба они развивая свои идеи в драматургической форме, в центр сюжета ставили женщину. Потому что женщина, вероятно, находится в более интимных отношениях со временем.
– Ладно, это к истории вопроса. А ваше собственное мнение?
– Если бы человек мог жить неопределенно долго? Как историк, бы посоветовала ему запоминать побольше – какой бы это был неоценимый свидетель! А как психолог – не перегружать голову ничем лишним.
– У вас, Вероника, узко специальный взгляд на вещи, – сказал Монтериан.
– Зато ты всегда помнишь кучу разных подробностей, – усмехнулся Андерсон.
– Ненужных, хочешь сказать? – Она взглянула сквозь очки на Крамера. – Вот вам свидетельство, что я не приспособлена к долгой жизни. Голова не выдержит. – И она снова повернулась к книгам.