– Больше не будет легенд, мэм? – спросила Энни, сожалея, что закончилась игра в столь понравившиеся ей романтические истории.
– Будут, но не сейчас, – ответила Изабель. Она повернула плечи Энни чуть вправо, так чтобы свет, сочащийся сквозь ткань, падал на ее лицо с левой стороны.
– Я хочу испробовать тебя в новом жанре. Хочу оценить твои возможности. – И добавила мысленно: «Хочу посмотреть, что еще из тебя может получиться».
Энни внезапно почувствовала беспокойство. Она невольно дернулась, чуть сдвинувшись на скамье, и простыня, обернутая вокруг нее, затрепетала. Изабель подошла к ней и, положив руки ей на плечи, поправила ее позу.
– Не шевелись, – сказала Изабель. Изабель нравилась ее новая идея. Она пришла к ней сама в стремлении избежать сюжетов, более характерных для живописи, но мало подходящих для фотографии. Новый поход избавит ее от мук, которые она претерпевала, пока ставила свои композиции. Он освободит ее от необходимости оглядываться на «образцы» – работы популярных живописцев. И ей больше не придется вымучивать характер персонажа, пока за долгие часы позирования он окончательно не утратится. Теперь все будет иначе. Не создавать характер, а уловить его, схватить мимолетное настроение – выражение лица Энни. По утрам, перед рассветом, лежа в постели и наблюдая, как нарождающийся свет медленно, но верно разливается и наконец окончательно смывает остатки ночи, возвращая к жизни знакомые формы вокруг нее, Изабель подолгу думала об Энни. Серая, потерявшая лоск комната, видавшая виды обстановка. В камине, над шкафом, возле умывальника – везде ей мерещилось лицо Энни Фелан. «Она многолика», – думала Изабель. И каждое из ее лиц не похоже на другие. И каждое передает нечто, что больше и выше простого сиюминутного чувства. Нечто огромное, безмерно большое. Когда она сказала Энни, что хочет испробовать, на что та способна, она сказала правду. Если ей удастся добиться того, чтобы каждое из выражений Энни представляло какую-либо сторону человеческой души, тогда все человечество в целом и любой человек в отдельности смогут увидеть конкретное качество за неуловимой тенью, пробежавшей по лицу ее модели.
– Вера, – сказала Изабель.
– Кто это – Вера? – спросила Энни.
– Нет-нет, Энни, я имею в виду не имя, а чувство, человеческую добродетель. Качество души. Не беспокойся, – сказала Изабель, заметив выражение беспокойства на лице своей модели. – Ты всегда со всем прекрасно справляешься.
Изабель встала рядом с камерой, разглядывая получившуюся сцену. Свет, просочившийся сквозь ткань, нимбом окружил голову Энни. «Это волшебство!» – подумала Изабель. То, что происходит между ними, когда она делает фотографию, просто магия, настоящее чудо! Когда Изабель начинает движение к своему произведению, к итогу своей работы, Энни как будто начинает двигаться ей навстречу, и, когда они встречаются на середине пути, конечный результат оказывается просто волшебным, многократно превосходящим простую сумму их душевных затрат.